Шрифт:
— Этому ремеслу я отдал большую часть моей никчемной жизни, — степенно согласился Эвремар.
Девушка стремительно сдвинула брови.
— Отчего же ваша жизнь никчемна?
— Просто так говорится… На самом деле я нахожу ее весьма содержательной.
Он с усмешкой глазел на нее. Такая вряд ли что-нибудь купит, но деньги у нее водятся, это точно. Обычно девушки подобного рода просили Эвремара выполнить сугубо личное и страшно тайное поручение. Скрытно передать письмо или навести справки о каком-нибудь человеке. И поскольку платили они щедро, Эвремар никогда им не отказывал.
Ингалора облизала губы, отбросила со лба волосы. Пробежала пальцами по бортику телеги так, словно пыталась играть на невидимых клавикордах.
— А куда вы направляетесь? — спросила она.
— Как получится, — отозвался торговец уклончиво.
Не следовало сразу называть место назначения. Если девице, скажем, потребуется, чтобы он сделал для нее кое-что в Мизене, нужно дать понять ей, что его незамедлительно ожидают совсем в другом месте. Тогда она заплатит за Мизену дороже.
Но с Ингалорой этот номер не прошел.
— Нет уж, не «как получится», а просто говорите, куда едете! — рассердилась она. — Знаю я вашего брата, я ведь и сама такая. Никогда правды не скажу, а буду плясать вокруг да около. Отменный способ набить себе цену.
— Голубушка, я отправлюсь туда, куда ты захочешь, — сдался торговец. — И в зависимости от того, сколько ты заплатишь, — скоро или погодя.
— И почем же ваши услуги? — спросила она жадно. И тотчас предупредила: — Если я услышу, что они бесценны, то…
Эвремар махнул рукой и засмеялся:
— Они-то как раз все оценены, и не по одному разу.
Ингалора тоже засмеялась, только неискренне, и вытащила сложенное в несколько раз маленькое письмо.
— Это адресовано господину Адобекку, королевскому конюшему, — сказала она. — Его дом в столице, недалеко от дворца. Спросите, вам покажут. Он великий интриган, бывший любовник королевы и вообще… богат. Он щедро наградит вас, и за скорость, и за участие. Ну и за молчание, конечно, тоже.
— А, — уронил торговец, напустив на себя суровость. — А ты-то сама что, ничего мне не заплатишь?
— У меня почти ничего нет, — ответила Ингалора. — Герцог, прямо скажем, скуповат, а госпожа Эмеше осыпает меня подарками, но не деньгами. — Она стянула колечко с пальца, вручила торговцу. — Разве что вот это. Неплохое.
— Милая безделушка, — согласился торговец, опуская вещицу в кошель.
— Адобекк заплатит гораздо больше, — заверила Ингалора. — Только молчок, хорошо? Иначе будет беда для всех: и для Адобекка, и для меня, да и для вас, пожалуй, тоже.
— Интриги? — Торговец подмигнул ей. — Ладно, красавица, сделаем. Ничего не знаю, ничего не желаю знать, послание передам и обо всем забуду. Поцелуешь старика на прощание?
— Вы не старик, хоть и противный, — сказала Ингалора, охотно подставляя ему губы.
Эвремар шевельнул поводьями. Лошадка поспешно оборвала последние травинки и зашагала по дороге. Скоро телега скрылась за поворотом, а Ингалора, снова бегом, возвратилась в замок.
У нее было назначено свидание с белобрысым солдатом. Помимо всего прочего, он нравился Ингалоре тем, что смешил ее: иногда они не столько занимались любовью, сколько лежали обнявшись и хохотали — а над чем, она и сама не могла бы сказать.
Софир назвал бы это «переизбытком жизненных сил». Подобные определения он изрекал с видом глубочайшего отвращения, поскольку считал, что артист обязан жить в состоянии постоянного морального упадка и разложения.
«Иначе не получится искусства, — пояснял он. — Искусство требует внутренней трагедии, а таковое невозможно при наличии здоровой натуры. Пора бы тебе обзавестись каким-нибудь извращением, Ингалора, не то на тебя смотреть, уж извини, отвратительно».
Ингалора пересказывала эти речи своему простецкому любовнику, и они смеялись над ними без удержу…
Эвремар услышал за спиной стук копыт и понял, что его нагоняют несколько всадников. Он не сделал ни малейшей попытки уйти от погони — это было бы попросту бессмысленно и к тому же вызвало бы лишние подозрения. Нет, он натянул поводья, остановился и подождал, пока маленький отряд поравняется с его телегой.
Грабителей Эвремар не боялся. Здесь, на территории королевства, подобные случаи были весьма редки. Да и поживиться у Эвремара особенно нечем — во всяком случае, так его облезлая телега выглядела со стороны.