— Я открою вам мою тайну, — проговорила она. — Обещайте молчать… Впрочем, это не важно, потому что мои тайны совершенно никому не интересны.

Ингалора опять почувствовала то, что сама называла «приступом доброго отношения» к госпоже Эмеше. Ей с трудом удалось подавить желание подойти к ней и погладить по руке.

— Вы, наверное, уже поняли, что господин Вейенто присматривает невесту, равную себе по положению, — выговорила Эмеше, краснея, как девочка. — Я не осуждаю его. Он, разумеется, прав. Особенно если учесть его происхождение — от старшей ветви, от Мэлгвина. Я полюбила человека, который знатнее правящей королевы!

Из ее глаз брызнули слезы, но она быстро совладала сними: привычка человека, который часто плачет и может внезапно разрыдаться просто от мимолетной мысли, пришедшей в голову.

— Мне было видение, — сказала Эмеше тихо. — Сон. Может быть, меня посетил призрак… или просто то был ответ на мои мольбы… Не подумайте, я вовсе не желаю препятствовать счастью моего Вейенто: он заслужил всего, к чему стремится. Но… — Она помолчала и беспомощно заключила: — Но как же я?

Ингалора приблизилась к ней и присела перед ней на корточки. Уставилась на плачущую женщину горящими базами. А затем быстро наклонила голову и — не поцеловала, а остренько клюнула — губами ее руку.

Эмеше вздрогнула.

— Вам было видение, госпожа, — напомнил Софир тихонько. Бусины опять протестующе звякнули в кувшине, который он по-прежнему держал в руке.

— Да. Возможно, Вейенто останется со мной еще на долгие годы… Но я не должна никого неволить. Никого ни одно живое существо…

Софир поставил кувшин на место. Подобрал с пола брошенную Ингалорой пряжку. Несколько раз открыл и закрыл застежку.

Ингалора встала, отошла от Эмеше.

— Вы в своем праве, госпожа, — проговорила она ровным голосом. — Я придумаю какой-нибудь другой номер для следующего выступления.

— Я рада, что ты меня понимаешь, — величественно молвила Эмеше. Слезы высохли на ее глазах, она почти улыбалась. Успокоенная, она благосклонно кивнула Софиру, послала Ингалоре ласковый взор и выплыла из комнаты.

— Проклятье! — шепотом проговорила Ингалора, с силой ломая в пальцах дешевенький, но весьма милый браслет — подарок ее последнего «приключения».

— Совершенно с тобой согласен.

Софир уколол палец пряжкой, выронил ее, вскрикнул и показал Ингалоре капельку крови.

— Что ты мне демонстрируешь? — скривилась она.

— Ты что, не видишь? — Он с ужасом уставился на свой тонкий ухоженный палец.

— Ну и что?

— Пряжка медная. Вдруг я заразился? Я знаю, что бывает, если уколоться медной иглой. Рука может распухнуть. Ингалора, ты меня слушаешь?

— Да, — рассеянно отозвалась она. — Вероятно, ты умрешь. Но это не решит главной проблемы: как мы без почтовых птиц будем отправлять сообщения в столицу?

— Мы ведь уже отправили… ты бессердечная дьяволица! — Он упал на ее постель, держа кисть руки кверху.

Ингалора взяла его за запястье и сунула пораненный палец себе в рот. Софир вздрогнул.

— Что ты делаешь? — вопросил он.

— Отсасываю зараженную кровь, — ответила она невнятно.

— Это поможет?

— Нет, но, надеюсь, немного успокоит тебя.

— Жаль, что ты не мальчик. — Он закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. — В конце концов, почему я так разволновался из-за этих птиц? Человек, который должен совершить покушение, обнаружен, его описание составлено… И Адобекк обо всем оповещен.

Он сладко зевнул.

Ингалора устроилась рядом с Софиром на кровати, обняла его, положила голову ему на плечо. Желтые косы расползлись по всей постели, одна улеглась поперек горла молодого человека, точно намеревалась его придушить.

— Софир, — тихим голосом заговорила Ингалора. Он ощущал ее дыхание у себя на ухе. — Мы здесь для того, чтобы присматривать за герцогом и сообщать господину Адобекку малейшие подробности. Убить Талиессина — только часть интриги. Смерть наследника не возведет Вейенто на престол. Требуется что-то еще.

Софир содрогнулся всем телом.

— Убить ее величество? — прошептал он.

— Думаю, да.

— Ты так легко говоришь об этом! — Он приподнялся, посмотрел на нее возмущенно. — У меня дух захватывает, когда я только представляю себе подобное святотатство… — Он поднес к глазам свой раненый палец и с укоризной уставился на него. Кровь почти перестала идти, но теперь палец начал болеть. Плачущим голосом Софир добавил: — Одна только капля ее крови — и весь мир наполняется любовью и сладострастием. Желанием размножаться, если угодно. Я никогда не испытывал таких сильных эмоций, как во время ежегодных жертвоприношений.