Бурый с чёрными подпалинами зверь попробовал задеть лапой Головина, и Шуйский со стороны тотчас воткнул медведю в бок свою рогатину. Взревев, медведь встал во весь рост. В брюхо ему ударили рогатинами Головин и Нащокин. Медведь повалился, как меховая башня. Воеводы кинулись добивать его. Но тотчас сзади на Головина упал другой медведь и лапой скатал воеводу в кровавый ком.

Дворец взвыл от ужаса и восторга.

— О, государь, — смеясь, сказал Штаден, — ты есть новый Нерон!

— Молчи, немец, — оборвал Малюта. — А то самого за колья кинем.

Федька Басманов наклонился к Штадену и тихо спросил:

— Гриша, а кто это — Нерон?

Штаден сделал большие глаза и многозначительно поднял палец.

— Молтчи! — насмешливо повторил он.

Два медведя с двух сторон приближались к троице Колычев — Бутурлин — Салтыков. От слепого Салтыкова пользы при обороне не было. Тряся рогатиной, Бутурлин отбежал — он на себя подманивал одного зверя и оставлял Колычеву другого. Колычев рогатиной пытался попасть медведю в морду.

Вассиан пронырнул между опричников к Филиппу.

— Посмотрим, отче, станет ли кто Даниилом во рву со львами? — заговорщицки спросил он.

— Гореть тебе живьём, еретик, — не оглядываясь, ответил Филипп.

Шуйский и Нащокин рогатинами забивали медведя, который рвал Головина. Медведь осел, ткнувшись мордой в кровавую грязь, но другой зверь облапил сзади Шуйского.

Маша отвернулась и сунулась лицом в плечо Иоанна, чтобы не видеть двора и зверей за частоколом. Иоанн гладил Машу по дрожащему плечу.

— Ничего, ничего, сестрёнка, — успокаивал он. — Так им…

Колычев отвлёкся, отгоняя медведя ударами рогатины в морду, и слепой Салтыков остался один. Он нелепо махал рогатиной в пустоте, кружась на месте. Медведь мягко приблизился к нему сзади и лапой смял воеводу.

Алексей Басманов молча толкнул Ваську Грязного плечом и показал три пальца — предложил биться об заклад. Грязной сощурился на схватку и кивнул в знак согласия. Опричники быстро и незаметно хлопнули по рукам.

Колычев вытеснил медведя ближе к Бутурлину. Бросив своего зверя, Бутурлин повернулся и вогнал рогатину в бок медведю Колычева. Медведь повалился.

На гульбищах и крылечках опричники вопили, свистели, визжали.

Нащокин поскользнулся в луже крови и упал на спину. Он нелепо взмахнул рогатиной, и медведь выбил её, отшвырнув в сторону. Зверь навалился на лежащего воеводу всем весом и словно взрыл его лапами. Из-под медведя вылетела оторванная человеческая рука.

— Смотри, сына, как медведи злодеев рвут, — говорил Малюта Гаврилушке, поднимая ребёнка повыше.

Площадка, огороженная кольями, была вся вскопана ногами и лапами. Её покрывали пятна бурой грязи, куски мяса и человеческих тел. Косматыми кучами громоздились три убитых медведя. Оставались два медведя — и два человека, Бутурлин и Колычев.

Филипп оглянулся на Иоанна. Государь был в ярости. Этим израненным холопам, конечно, не справиться с двумя медведями, они сдохнут… Но они не пожелали сдохнуть сразу, положив рогатины на землю. Они сражались — сражались не с медведями, а с царской волей!

Филипп понял, что государь хотел обрушить на приговорённых нечеловеческую кару. Но потоп или огонь с небес Иоанну были не по силам. А с медведями кара вышла недостаточной. Устрашающий гнев великого государя обернулся зверством самодура в шапке Мономаха.

Бутурлин и Колычев одинаково поднимали медведей на рогатины.

Опричный дворец неистовствовал.

Маша не выдержала и снова стала глядеть на схватку.

Колычев продавил рёбра зверя и с хрустом вогнал рогатину чудищу в грудь. А медведь Бутурлина ударом лапы сломал рогатину и рухнул на воеводу.

Колычев свалил своего зверя и выдернул оружие, поворачиваясь к медведю Бутурлина — к последнему медведю. И зверь не стал рвать раздавленного врага, а двинулся на Колычева.

Филипп стоял неподвижно и медленно крестился, умоляя Господа спасти Ваньку, который, хромая, шёл навстречу медведю.

Маша как птица забилась под рукой Иоанна. Государь хотел прижать её, но Маша вырвалась и синичкой слетела по ступеням крыльца. Худенькая, она легко проскользнула между кольев ограды.

Воевода Иван Колычев, еле держась на ногах, нацеливал в грудь зверя окровавленные зубья рогатины. Раненый медведь, хрипя, встал на задние лапы.

И вдруг между человеком и зверем оказалась Маша. Она подняла перед собой икону, показала медведю и отважно закричала:

— Тебе, зверю, матушка Богородица!..