Сложили деньги «Рубина» и деньги 23 ГМПИ, получилась задача, выходящая за рамки не только Военно-морского флота, но и Министерства обороны. Обратились в правительство страны — решения нет. Проблема национального масштаба. Надо докладывать главе государства. Начальник Главного инженерного управления ВМФ О. К. Аниканов рассказывал, что к Горбачеву пошел Министр обороны Д. Т. Язов, который взял с собой Главнокомандующего ВМФ В. Н. Чернавина и начальника ГИУ О. К. Аниканова. На этом совещании были руководители и других министерств, задействованных в этой работе. Доложили. У Горбачева никакого желания уяснить суть проблемы и ее масштабы. С чем пришли, с тем и ушли. Вскоре я ушел в отставку — что было дальше, не знаю.

С И. Д. Спасским мне довелось взаимодействовать по работе в течение двух десятков лет, особенно активно последние пять лет моей службы в ВМФ. Все, что стало известно о Спасском общественности из газет, радио и телевидения после трагедии с «Курском», не является журналистским трюком, когда «раскручивают» политика, модного писателя или певца. На этот раз все правда: редкий организаторский талант, конструктор от бога и потрясающая результативность в работе. За что ни возьмется — все получается.

«Курск» — атомная подводная лодка, затонувшая во время учений Северного флота в 2000 году. Весь экипаж погиб. Президент России В. В. Путин обещал родственникам погибших лодку поднять и погибших похоронить на земле. Для выполнения этой сложной задачи нужна была техника и водолазы высокой квалификации. Стали искать по всему свету, кто это может сделать. Нашлись, но за большие деньги. Зарубежных водолазов показывали по российскому телевидению — вот они какие мастера и молодцы. А ведь все это было в советском Военно-морском флоте. По проекту 23 ГМПИ в Ленинграде построен научно-исследовательский институт № 40 Аварийно-спасательской службы ВМФ. Этот институт часто упоминался в средствах массовой информации в связи с трагедией «Курска». Такого оборудования и таких специалистов в нашей стране нигде больше не было. Сотрудники 40-го института говорили, что все сделано на уровне передовых мировых технологий, а может, даже и лучше. В центре в специализированных барокамерах проводились испытания погружений на те глубины, которых в мире еще никто не достигал. Были запроектированы и построены две линии: испытания на животных и на людях, последние были только добровольцами. Каждый единичный процесс испытания был связан сперва с повышением давления, а потом с медленным доведением его до нормального атмосферного. Если что-то случится в барокамере со здоровьем испытателя, то немедленное прекращение испытаний и открытие барокамеры равносильно гибели испытателя. В барокамере при необходимости вместе с испытателем находился и доброволец-медик, который мог оказать ему первую помощь.

При проведении испытания в одной главной барокамере, с габаритами не больше размеров маршрутного такси, необходима была работа компрессорных и баллонных устройств со сложнейшей системой автоматики, дублирования, резервирования и контроля, для размещения которых требовалась площадь, равновеликая хоккейному полю.

На одном из заводов изготавливалось аварийно-спасательное, противопожарное и водолазное оборудование для всего Военно-морского флота. На предприятии были специалисты высокой квалификации, в том числе уникальные. В этом месте делали медные водолазные шлемы. Процесс их изготовления таков: берется медный лист и деревянным молотком постепенно выстукивается из листа купол. Такой специалист был один на весь Советский Союз. Как рассказывал начальник завода Г. В. Андреев, в мире было только три страны, где умели делать медные шлемы для водолазов. Сейчас на этом заводе таких шлемов не делают, значит, осталось две страны.

На острове Котлин расположен Кронштадтский ордена Ленина морской завод (КОЛМЗ) — самое первое в России судостроительное и судоремонтное предприятие. Долгие годы его начальником был капитан I ранга Ушаков А. Ф. В советском Военно-морском флоте это был самый крупный судоремонтный завод. На его территории несколько сухих доков, один из них, имени Велишинского, до 1917 года был самый крупный в стране. Сейчас — самый крупный на Северо-Западе России. Его называют «линкоровский», потому что только в нем было можно доковать линейные корабли. Построен при Николае II и был назван в честь наследника престола «Док цесаревича Алексея». В этом доке проходили докование крупные корабли и суда как Военно-морского флота, так и Министерства морского флота.

В начале восьмидесятых годов 23 ГМПИ разработал проект реконструкции и расширения КОЛМЗа, который был реализован лишь частично. Началась горбачевская перестройка, и реконструкция прекратилась.

В Ленинграде, близ Александро-Невской лавры, на улице Красного электрика в одном ряду стоят три больших корпуса, построенных по проекту 23 ГМПИ в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов.

Первый — картографическая фабрика ВМФ. В Советском Союзе все морские карты делались только Военно-морским флотом. Картофабрика по тем временам была одним из самых современных по своему направлению полиграфических предприятий страны.

Второй — картографическое производство. Упрощенно процесс создания морских карт выглядит так. По морям и океанам ходят гидрографические суда, промеряют глубины, определяют скорости течения, пеленгуют береговые ориентиры и производят сотни других трудоемких операций. Результаты работы поступают в картографическое производство, где они обрабатываются и систематизируются. В картпроизводстве — уникальный архив и совершенная система учета всех гидрографических материалов. В этом архиве все материалы как нашей страны, так и зарубежные, имеющие хоть какое-либо отношение к морским картам. В те времена, когда не было персональных компьютеров, в гидрографическом производстве карта делалась вручную. Картпроизводство создает карту, а картфабрика размножает. Процесс изготовления морской карты — это наука и искусство одновременно. Наука потому, что карта — это венец гидрографических научных исследований. Искусство потому, что морские карты содержат великое множество специальной информации, оформленной с тщательностью и изяществом, вызывающими восхищение любого человека, способного чувствовать прекрасное.

Третий корпус — производственное здание 23 ГМПИ. Когда его проектировали, то в институте кипели страсти по поводу его предполагаемой планировки. Ранее институт размещался в нескольких зданиях дореволюционной постройки комнатной планировки. В одной комнате помещалась одна проектная группа. Проектировщики годами привыкли сидеть по пять-шесть человек в комнате, в каждой из которых был свой мир, свой уют, свои порядки. Общих залов большинство проектировщиков не хотели и боялись, что они нарушат сложившийся уклад жизни. Сделали по-современному — большие залы. Купили новую мебель. Кульманами, шкафами, стеллажами каждая группа все равно выгородила себе свою территорию.