— Кто есть живой? Быстро вызывай сюда начальника тюрьмы Квачке, — потребовал Охрименко.

— Его нет.

— А где он?

— В отъезде… Только выехал.

— Кто за него остался?

— Шурпак.

— Давай его сюда.

— Он в бомбоубежище.

— Черт с ним, где бы он ни сидел. Зови его сюда и быстрее поворачивайся, а то жалеть будешь.

— Он не пойдет. Сейчас тревога.

— Тогда скажи ему, что русские выбросили десант, захватили аэродром и двигаются на город. Начальник гарнизона полковник Грабе приказал срочно выводить заключенных из тюрьмы в ров, к кирпичному заводу. Если Шурпак хочет дождаться большевиков, — пусть сидит. Они задерживаться не будут, скоро пожалуют, — пулеметной скороговоркой сыпал Охрименко.

— Ой-ой! — послышалось в ответ, и разговор прервался.

Вдали один за другим грохотали взрывы, и небо вспарывали огромные огненные вспышки.

Но вот загремели ключи, скрипнула калитка и в воротах показался маленький толстый немец.

— Кто вы такой? — резко спросил Охрименко.

— Я дежурный, — ответил тот.

— Залезли в землю, точно кроты. Где же Шурпак?

— Пошли за ним, он в подвале. По инструкции, во время боевой тревоги…

— По вашей инструкции, — вмешался в разговор Веремчук, — мы, кажется, скоро будем болтаться с веревкой на шее.

— Это точно насчет десанта? — испуганно спросил дежурный и шагнул вперед.

— Говорят, что точно.

Толстяк хотел сказать еще что-то, но Веремчук схватил его обеими руками за горло, сдавил точно клещами и рванул на себя. Подскочили партизаны…

— Провода телефонные оборвали? — спросил Рузметов Бойко.

— Так точно.

— За мной! — скомандовал Рузметов и бросился в открытую калитку. За ним последовали остальные.

В нескольких шагах от ворот партизаны столкнулись с Шурпаком и сопровождавшим его солдатом. Ни тот, ни другой не успели издать ни звука.

— Расставляй ребят у ворот! — отдавал распоряжение Бойко.

На окраинах города гремели разрывы, а над центром висели разноцветные осветительные ракеты.

— Дают жару!… Молодцы летчики, ай да молодцы!…

— Вот что значит взаимодействие различных родов оружия!…

На одной из угловых вышек часовой, видимо, спохватился. Оттуда застучал пулемет. Но на вышку уже крались по лесенке двое партизан Веремчука. Минуту спустя пулемет замолчал.

В караульном помещении гулко рвались гранаты. Там орудовал Бойко со своей штурмовой группой.

— Хочешь жить — веди в бомбоубежище! — кричал кому-то по-немецки Веремчук.

— Забирайте со складов все до нитки! — громко командовал Добрынин. — Людей выстраивайте по четыре в ряд. Фролов! Фролов! Ко мне!

Колонна заключенных росла — значит Рузметов успешно действовал внутри тюрьмы.

— Передайте Толочко, чтобы закрыл шоссе и никого не пропускал, — передавалась команда, видимо, исходившая от Рузметова. — Пусть ведет огонь из всех пулеметов.

— Полищук! Где ты?

— Здесь, сынок! Здесь! — отозвался староста и вместо Трофима Снежко, который его позвал, облапил незнакомого партизана.

— Что с тобой, дедок? — рассмеялся тот. — Пасха, что ли, что ты христосуешься?

— Да я же тут, Полищук! — сказал Снежко, стоявший рядом.

— Отбой! Кончать! — крикнул выбежавший во двор Рузметов. — Выводи людей, Федор Власович. Меня ожидай около леса. Я задержусь. Прикрою отход.

Распахнулись ворота.

Огромная масса людей, оборванных, полураздетых, стремительным потоком полилась на шоссе.

Заключенных, количество которых еще никто не знал, вели в старый лагерь отряда. Осталось пересечь большак, а там уже лес. Впереди Кострова крупным шагом шел Снежко. — Внезапно кто-то крикнул:

— Мины!

Но было уже поздно. Что-то вспыхнуло, грохнуло рядом с Костровым и Снежко.

«Глупая смерть», — мелькнуло у Кострова, и сознание его оборвалось.

Очередное бюро подпольного окружкома партии заседало в расположении новой партизанской бригады, родившейся в ночь налета на тюрьму. С докладом выступал член бюро Охрименко. Он говорил о том, что создание новой бригады можно расценивать как явление чрезвычайного порядка в «жизни леса».

— И в самом деле, давайте вспомним. Большинство из присутствующих здесь пришло в лес в начале войны и должно знать, что никогда еще ни одно партизанское соединение не получало такого колоссального пополнения, какое получила в этот день бригада Зарубина.

— Что там говорить!…

— Если рассказать, так никто и не поверит, — раздались голоса.

— А факт остается фактом, — продолжал Охрименко. — Партизаны Зарубина вызволили из тюрьмы семьсот восемьдесят человек. Вы представляете себе: семьсот восемьдесят человек! Если исключить из этого числа престарелых, больных и женщин, которым тоже работа в лесу найдется, то остается шестьсот семьдесят человек.