Когда из открытого люка появился Райбен, а вслед за ним Флора и Найв, воины, окружившие лаз, отступили в стороны. Последним из тоннелей выбрался сервомеханизм.

— Так. — Лаймел посмотрел на Флору и сказал: — Вы трое — следуете за мной. Таманцев, ты тоже. Серва своего не забудьте. Остальные по постам.

…

Объяснения в личных апартаментах главы сатта воинов длились недолго. Флора быстро изложила всю хронологию событий и логику принятия решений, Иван так же рассказал о произошедшем в пределах Рубежа инциденте.

— Значит, Келган решил, что ему теперь позволено убивать? — Анжи хмуро посмотрел на собравшихся, машинально барабаня пальцами по столу.

— Келган сейчас — меньшее из зол, что грозят городу. — Неожиданно произнес Таманцев.

— Поясни! — Потребовал Лаймел. — А ты, — он повернулся к Флоре — пока подумай, — мне нужна действительно убедительная причина, по которой вы решились на удаление личных датчиков.

— Анжи, — Флора гневно и недоуменно посмотрела на Лаймела. — Ты считаешь выстрел в спину недостаточной причиной для нарушении правил?! — Она выделила последнее слово едва ли не презрительной интонацией. — До чего мы докатились, подумай? Я должна была оставить личный датчик, чтобы Келган имел возможность в любую минуту знать, где я?

— Ладно, не горячись. Я был неправ. Что скажешь? — Лаймел вновь обратился к Таманцеву. — Какие опасности грозят нам, кроме диких метаморфов и явного помешательства главы сатта избранных?

— Я постараюсь быть кратким. — Иван повернулся к Найву. — Я не стану закрывать своих мыслей. Пусть способности эмглана станут гарантией того, что я говорю правду.

— Согласен. — Лаймел включил коммуникатор. — Васибо, поднимись ко мне. — Он вдруг подмигнул Ивану и добавил: — Тебе ведь нет разницы один эмглан или два?

— Никакой. — Пожал плечами Таманцев.

Спустя пол часа, когда он завершил излагать суть своих опасений, попутно введя присутствующих в курс современной истории Обитаемой Галактики, Лаймел уже не выглядел столь беспечным. Он отвечал за Рубеж, а значит и за безопасность города.

— Насколько я понял, прямых доказательств у тебя нет?

— Нападение на Орана так и не нашло разумного объяснения. — Напомнила Флора. — Оно согласуется только с технологиями развитых миров Обитаемой Галактики.

— Ладно. Я согласен. Но что нам ждать? Нападения ганианцев или возвращения тех, кто когда-то создал генетические модификаторы?

— Я смогу ответить, только осмотрев обломки истребителя.

— Что для этого нужно? Отпустить тебя с Рубежа? Дать охрану в сопровождение?

— Думаю, будет лучше, если все участники сегодняшних событий на время исчезнут из города. — Ответил Иван. — Но, чтобы добраться до места крушения, необходима специальная техника, например планетарная машина, способная защитить экипаж, в том числе и от диких метаморфов.

— Есть у меня одна. — Кивнул Лаймел.

— А как быть с Келганом? — Насупилась Флора.

— Не горячиться. Дождемся результатов разведки, тогда и будем решать.

— Как всегда… — Усмехнулась Флора. — Лаймел ты не задумывался над тем, что чрезмерная осторожность — тоже порок?

— Шодан, уймись. Я и так многим рискую, прикрывая вас. Забирайте вездеход. И чем быстрее вы получите конкретную информацию, тем будет лучше для всех. Все, большего от меня сейчас не просите.

Флора наклонилась к Ивану.

— Что скажешь?

— Не акцентируй внимания на дройде. Заберем его с собой. Об остальном — потом…

— Хватит шептаться. Вы едете?

— Да. Спасибо Лаймел.

Наступал рассвет, когда древняя планетарная машина покинула пределы Рубежа, направляясь по Дороге Отчаянья к месту крушения истребителя Таманцева.

Вездеходом управлял Райбен. Иван, подключив дройда к резервному компьютерному терминалу, просматривал информацию, полученную из информатория сатта избранных.

Флора задремала под монотонное покачивание, прижавшись к плечу Ивана.

За несколько часов прошедших после инцидента на Рубеже, они не словом ни обмолвились о своих чувствах.

Удивительный мир Рока позволял обходиться без слов. Здесь восприятие расширялось, эмоции становились явными, пронзительными, если человек намеренно не скрывал их, приходило внезапное осознание глубины некоторых, часто затертых до неприличия понятий.

Любовь, смерть, ненависть, равнодушие — все приобретало неожиданную глубину, объем, кричащую остроту — по крайней мере, так ощущал реальность Таманцев.