– Чем вас, уже не как врача, а болельщика со стажем, поразил Шестернев?

– Будучи центральным стоппером он обладал реактивной скоростью. Эту способность он принес в футбол из прежнего спортивного увлечения – легкой атлетики, где предпочитал «гладкий» спринт. Скорость по праву считалась огромным его «плюсом», с лихвой компенсировавшая те немногие «минусы», которые имелись в его игре.

Убежать от Алика было почти невозможно. Подхватив мяч, он часто и успешно подключался к атаке. Жаль только, что в конце рейдов порой вдруг утыкался в чужую штрафную. И тогда, конечно, вряд ли мог предложить что-либо интересное форвардам. Зато в «зоне своего основного внимания» – в защите, Шестернев был Эйнштейном: без запинок читал игру самого изощренного, самого высокого уровня, что обычно позволяло ему вовремя занять наиболее оптимальную позицию.

Вы, вероятно, помните, что тогда очень популярно было держать в линии обороны «чистильщика», или, как его называли изобретатели этого амплуа – итальянцы, «либеро». Так вот в этом качестве Алику не было цены!

– Его при вас избрали капитаном сборной?

– Да, повязка перешла к нему от Валерия Воронина. Это произошло весной 1966-го, во время встречи сборных Швейцарии и СССР. Алик эту повязку «обжил» в турне по Южной Америке, куда он, между прочим, поехал в преддверии своей женитьбы. Избранницей нашего «либеро» № 1 стала фигуристка Татьяна Жук, сестра известного тренера Станислава Жука.

Тут сегодняшнему читателю надо разъяснить, что за рубеж мы тогда выезжали из страны, «уверенно вступившей в период развитого социализма», который почему-то уживался с устойчивым дефицитом на все, что именовалось «для дома, для семьи». На Западе с этим проблем не было. На что-то даже наших весьма скромных валютных суточных хватало.

Поэтому было трогательно наблюдать, как приспособленный природой совсем для другого Шестернев на досуге мучительно носился по магазинам и с мыслью о будущем семейном гнезде подбирал подарки своей без пяти минут супруге. Так что она не зря потом встречала его во Внукове.

Далее, вплоть до 1970-го, мы регулярно общались на сборах и матчах главной команды страны. Шестернев тогда был ненамного старше меня, так что общались мы запросто, как давнишние друзья-сверстники. Все портили только, увы, неизбежные в большом спорте травмы.

Одна из самых тяжелых случилась у Алика в мае 1970-го, за неделю до начала чемпионата мира, когда в Мексике в товарищеском матче с хозяевами супертурнира получил сильный ушиб в области передней поверхности бедра. Не то что бегать, но даже ступать на ногу Шестернев не мог. Альтернативы общепризнанному лидеру сборной у тренеров не нашлось.

Поэтому главный тренер Гавриил Дмитриевич Качалин в своей обычной интеллигентной, тактичной манере попросил меня:

– Понимаю – случай очень сложный. Но, если можете, постарайтесь вернуть Шестернева в строй…

В том, чтобы постараться, вопроса не было. Иное дело, каким я тогда арсеналом располагал: крошечный физиотерапевтический аппарат, более чем скромный набор медикаментов. Срочно требовались гепариновые повязки. А у меня имелся лишь тюбик мази.

Однако мне повезло: с нами в отеле жили аккредитованные немецкие журналисты. С одним из них, несмотря на строгое предупреждение ответственных товарищей под коллективным псевдонимом Дзержинский, я подружился. Журналист оказался приличным, коммуникабельным парнем. Скорее из вежливости, чем по факту, он высоко оценил мои весьма скромные познания в немецком. А это в свою очередь помогло преодолеть языковой барьер и худо-бедно беседовать на разные темы.

Узнав о травме Шестернева, иностранец принял эту весть близко к сердцу, стал уточнять, чем можно помочь. Я тут же выпалил, что для успешного лечения срочно нужно то-то и то-то. Вскоре – даже не заикнувшись об оплате – журналист передал мне аж коробку необходимых мазей.

– А ваше личное досье в компетентных органах впоследствии не распухло за счет анонимок по поводу «несанкционированного общения с иностранцем»?

– Нет, в данном случае обошлось. Зато малоприятное продолжение имела другая история. На том же чемпионате один из репортеров – тоже, кстати, из Германии, – вдруг обратившись ко мне по имени, попросил:

– Савелий, может, скажете пару слов для читателей газеты?

И я дал небольшое интервью. Опубликовано оно было в «Ди Вельт» – газете, которую в СССР почему-то считали антисоветским «желтым» изданием.

– Но вы ведь, уверен, не раскрыли «тайны» отечественного футбола и ее главной команды?

– Да какие тайны? По сути, мы болтали ни о чем. Более чем уверен, все на той публикации так и закончилось бы, если бы не случай. Дело в том, что – как я рассказывал – в качестве зама руководителя делегации с нами обычно выезжал за рубеж некий товарищ, чье основное место работы находилось в известном учреждении на Лубянке. Вот он-то случайно и обнаружил публикацию.

– Неужели читал по-немецки?

– Он и по-русски-то изъяснялся коряво. Просто газета наряду с текстом интервью поместила мой фотопортрет. Благодаря чему я был «оперативно опознан». И наш «групповод в штатском» предложил нечто вроде добровольной сдачи с повинной, сказав:

– Вот номер телефона – вернешься в Москву, позвони, отчитайся…

Ну, мне что? Хотите отчет – пожалуйста, скрывать нечего. Вернулся домой, дозвонился, назвал фамилию журналиста, рассказал суть разговора. Удивительно, но никаких оргвыводов и выговоров не последовало.