– Завтра в три часа ты должен быть у Марата Грамова, зама заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС.

Сам Вячеслав Иванович сказанное мной под спудом не хранил, а, видимо, почти сразу же все передал куратору – Сычу. Сужу об этом хотя бы по тому, что назавтра, перед тем как вашему покорному слуге вновь отправиться на Старую площадь, Сыч пригласил в свой кабинет и сказал:

– Знаю, едешь к Грамову. Ничего не приукрашивай, говори так, как есть. Будут вопросы и обо мне. После аудиенции заезжай ко мне. Думаю, больше 20 минут ваше общение не продлится…

На самом деле Грамов меня продержал около часа. Вопросы обсуждал разные: об игроках, о футболе, о тренерах… Залез также в сферу субъективного: кому из наставников я отдаю предпочтение, как складывались взаимоотношения в команде в дни чемпионата мира и т. д. и т. п. Нашел необходимым затронуть и такой щекотливый вопрос, как порядок выплаты премиальных.

– А в чем, собственно, заключалась «щекотливость»?

– Если кратко, то сам порядок был очень прост. Размер премиальных зависел от результата: если команда выигрывала – получаем 100 %, ничья – 50 %… А щекотливый момент заключался в том, что, когда сыграли вничью с Шотландией и попали в следующий круг, Сыч зашел в раздевалку и объявил:

– Получите все 100 %, поскольку решили задачу!

Вот его «волюнтаризм», видимо, тогда в высшей инстанции и прокручивали. Возвращаясь к беседе с Грамовым, хотел бы в очередной раз заметить: ни этот, ни многие другие затронутые замзавом вопросы были, строго говоря, не ко мне. Тем не менее я четко и честно отвечал на то, на что мог ответить. Кстати, из нашего разговора у меня сложилось впечатление, что Грамов и так был очень хорошо информирован – видимо, по должности полагалось. Кроме того, какие-то вещи его живо интересовали как болельщика. В заключение Грамов сказал:

– Савелий Евсеевич! Желаю успехов! Работайте, не дергайтесь – у вас все нормально!

Словом, расстались по-доброму.

– Интересно, а не вспомнилась ли вам в тот момент очень похожая фраза, сказанная ранее Тяжельниковым – начальником Грамова?

– Вы имеете в виду воодушевляющий звонок Бескову в Испанию?

– Вот-вот!

– А чего вспоминать незабытое? К тому же во время тех бесед в ЦК даже в глаза бросалось, что они как-то однобоко до сути докапывались. Ну, к примеру, старательно обходили то обстоятельство, что, собственно, сами, из тех же кабинетов подталкивали Бескова к осуществлению сомнительной затеи с «триумвиратом».

– А по поводу дальнейшей судьбы Константина Ивановича что-нибудь говорили?

– Ни слова. Я как раз по этому признаку понял, что они его за невыход в финал мирового чемпионата и так, без сторонних консультаций, решили отстранить.

– Но почему вы пришли к такому выводу?

– Да потому, что с тренерами обычно разбирались в менее канительном порядке. В этом плане моя следующая встреча с Грамовым оказалась показательна. Позже, когда в сборной собирались снимать с поста очередного главного тренера Эдуарда Малофеева. Тот же Грамов приехал в Новогорск, переговорил, с кем считал нужным. В том числе со мной, прямо в лоб спросив:

– Кому отдаете предпочтение – Лобановскому или Малофееву?

Я ответил: Валерию Васильевичу. После чего Грамов повернулся к сопровождающим его лицам и говорит:

– Для меня все ясно. Поехали!

Так что и в случае с Бесковым у ответственных работников со Старой площади ясность уже имелась. Нет, тут они в другую «мишень» целились.

– Другими словами, инстанции на роль «козла отпущения» фигура крупнее, чем Бесков, требовалась?

– Разумеется. Соответственно масштабу верховного недовольства. Тут Сыч очень подходил. Причем сам Валентин Лукич это очень хорошо понимал. Не зря же все то время находился, как говорится, «на большом нерве»!

– Да! Так ведь после встречи в ЦК вы ему должны были доложиться?

– Он меня встретил сокрушительным матом…

– А если в переводе на литературный?

Ну, если без слов-паразитов, то примерно так:

– Ты чего не выполняешь то, что я сказал? Почему не приехал сразу?

– Но меня, – объясняю, – только-только отпустили. Я прямо оттуда еду…

– Да ладно, мне тут…

И так далее. Я, конечно, состояние Валентина Лукича понимал. Ему моя информация немногое добавляла. Как опытный «царедворец», он понимал, какое решение скорее всего будет «наверху» принято. И просто испсиховался в ожидании решения своей судьбы. Поэтому уже через минуту-другую взял себя в руки и спокойно стал выяснять, о чем говорили.

Я честно, без утайки пересказал все. Думаю, в тот день Валентин Лукич мысленно прощался со своим постом. Куда его затем переставили, не помню.

– А я скажу: c должности зампредседателя Спорткомитета СССР Сыча отправили в почетную ссылку в кабинет директора НИИ физкультуры. А кого еще сняли?

– Константин Иванович ушел в отставку. Его место занял Лобановский, который сразу сформировал новый штаб: тренеры Морозов, Симонян, я и массажист. Со мной, вообще-то, не все было так просто. Я некоторое время чувствовал себя в некоем подвесе. Поскольку не был уверен, что Лобановский меня около себя удержит: он же видел, какие у нас дружеские с Бесковым отношения. Но Валерий Васильевич, видимо, понимал, что не подверженные конъюнктуре профессионализм, искренняя дружба, верность – очень ценные в жизни качества. И оказался выше личных обид и пристрастий.