Концерт для контрабаса с собакой

Мальчик должен развиваться гармонически, — считают родители пятикласснике Геры. Поэтому даже в деревне, куда выехал на каникулы Гера с родителями, ему приходится рисовать с натуры и играть на контрабасе. Но жизнь вторглась в планы семьи и все изменила. Гера вместе со своим новым другом Алешкой стал готовиться… к космическим полетам. Пришлось им также вступить в настоящую и даже опасную борьбу за справедливость, за жизнь их третьего друга — собаки Дика. Много веселых и серьезных приключений пережили друзья.

Художник Л. В. Левицкий.

Проснулся я по привычке рано и задумался. Что делать? В школу идти не надо. От физзарядки в каникулы можно отдохнуть. Рисовать не хочется. Читать — тоже. Сбегаю-ка я лучше на речку! Искупаюсь! Позагораю! Подумаю!

Летом вообще лучше думается. Свободнее, что ли. Просторнее. Шире.

Сядешь на берегу и думаешь. Долго думаешь. О деревьях. О животных. О всяческой жизни думаешь.

— Куда? — остановила меня на пороге мама.

— На речку! — ответил я.

Мама улыбнулась, взяла меня за плечо, повернула на сто восемьдесят градусов и тихонько втолкнула в дверь.

— Моду какую взял: не успеет глаза продрать — и сразу на улицу. Ну-ка, живо за стол! — скомандовала она, открывая дверцу холодильника.

Передо мной появились большая кружка простокваши, тарелка с ядовито-желтыми листиками и ломоть хлеба во весь каравай.

— Ешь, Герман! — приказала мама.

Бесполезно отказываться от листиков салата. Мама где-то вычитала, что только в них хранятся витамины. А те шарики — красненькие, беленькие, желтенькие, оранжевенькие — не настоящие витамины. Их надо продавать не в аптеках, а в магазинах вместо конфет.

Я подсыпал сахару в простоквашу, размешал ложечкой и, вздохнув, взялся за кружку.

Ох уж эти мамы! Все они делают против нашего желания. Хочешь квасу, они дают простоквашу, а когда с удовольствием выпил бы холодной простокваши, они потчуют тебя чаем. Они заставляют сидеть за учебниками вместо того, чтобы отпустить в кино.

После сна хочется искупаться, а мама сидит напротив и следит за моим аппетитом.

Ну кто ест перед купанием? Никто, потому что вредно. Об этом даже врачи говорят.

— Герман, не торопись. Тебя не подгоняют.

— Мне на речку надо. К ребятам, — давясь листиками, промямлил я.

— К каким ребятам? — насторожилась мама. — На какую речку? — она застегнула пуговицу на халате, встала и решительно заявила: — Никаких речек!

— Но, мам, каникулы же! — попытался я возмутиться.

И как взрослые не поймут, что мы тоже хотим самостоятельно распоряжаться своим временем? У нас ведь тоже есть желания!

Но что значат наши желания, если они не совпадают с желаниями взрослых?!

— Никаких речек! — повторила мама, боясь, что я не понял ее с первого раза.

Она подала мне полотенце и спросила:

— Мы зачем в деревню приехали?

— Отдыхать!

— Неверно! — воскликнула мама, как будто заметив ошибку в моем ответе. — Отдыхают на юге. Но мы не поехали ни в горы, ни к морю. И знаешь почему?

Мама вывела меня из кухни, посадила на старый диван и, поправив букет полевых цветов в вазе, приступила к объяснению:

— В городе мне некогда следить за вами. Ты кое-как делаешь уроки, а отец твой никакого питательного режима не признает. Здесь вы будете под контролем. Знайте это. Я наверстаю упущенное. Отец здоровье поправит, а ты с художественным развитием подтянешься. Каникулы каникулами, а режим режимом! Запомни, Герман: чтобы стать человеком, надо много работать.

Начинается! И кто только это «художественное развитие» придумал? Уроков полным-полно, а тут еще на контрабасе гуди, на пианино долби, пока соседям не надоешь, красками пиши, о прекрасном рассуждай. Побегать по-человечески совсем некогда!

Тоска да и только! Особенно, если призвания к художественному развитию нет.

Некоторых, правда, медом не корми — дай гаммы погонять или различные па повыделывать. У меня же нет желания «художественно развиваться». Тем более — на контрабасе играть.

Контрабас — это та же скрипка. Только очень большая и громкая. Его и в руки-то нелегко взять. Того и гляди: или ты его уронишь или он тебя придавит.

Я дернул за струны. Контрабас загудел, заурчал, захрипел. Я дернул еще раз. Он рванулся из моих рук, стукнул грифом по голове, сбил с ног и, ухнув, словно самбист на ковре, навалился на меня всем своим деревянным корпусом.

Я вскрикнул. Нога запуталась в толстых, как веревки, струнах. Напрасно я старался высвободить ее. Музыкальный капкан крепко держал меня, и, если бы не мама, едва ли я выбрался бы из него.