Шрифт:
– Да, но не всех же убивают в центре города белым днем.
Белов вдруг обнаглел настолько, что без приглашения шагнул вперед. Уселся на прозрачный стул, наверняка часть реквизита фотографа, – неспроста же лицо у того так нервно дернулось. Вынул папку из-под мышки, уложил ее на колени, погладил своими большущими ладонями.
– Вот, значит, как… Знакомство свое с Мариной вы отрицаете?
Он точно принял его за милиционера, так побледнел вмиг и весь съежился. Видимо, менты еще не добрались до него. Может, номера телефонные в Маринкином телефоне не сохранились? Или от телефона ее ничего и не осталось после выстрела. Но Горелов здесь точно еще не побывал.
Ага, снова он нос следаку утрет, вдруг подумал не без удовольствия Вениамин. Потом-то можно ему все и рассказать в неторопливой своей манере. И понаблюдать за его реакцией – как тот опять примется желваками играть да бледнеть до чрезвычайности. Ох, и честолюбивый же вы, товарищ Горелов!
– Ничего я не отрицаю, я знал ее. И что с того? – Перестав с болезненной гримасой коситься на хрупкое изделие под задом гостя, Симон уселся на такой же стул, сцепив ладони в замок на коленях. – Что с того? Я ее не убивал! Кто убил – не знаю! За что убил – не знаю тоже!
– Я слышал, вы пребывали в весьма напряженных отношениях с покойной? – Он осторожно раскрыл папку и свою тетрадь с записями, вооружился авторучкой.
– А с кем она в них не пребывала-то?! – неуверенно фыркнул Симон и покосился на него. – Под протокол я говорить ничего не стану, это точно! Сначала звоню адвокату, а уж потом ты запишешь все!
– Хорошо, – согласился Белов и быстренько свернул конспектирование. – Просто поговорим… Кого вы конкретно можете назвать, с кем Марина Стефанько конфликтовала при жизни?
– Не знаю я! Она вечно с кем-то да грызлась!
– Конкретнее, конкретнее, с вами, например, по какой причине?
– Дура она была, уж простите, – фыркнул Симон, чуть подумав. – Все верности от меня требовала.
– То есть? Вы жили вместе?
– Если бы! Просто переспали несколько раз, и все. Так и этого оказалось достаточно, чтобы она мне сцены ревности прямо на работе закатывала. – Для наглядности Симон широко развел руки в стороны. – У меня, прикинь, съемка, а она врывается, валит на пол оборудование, цепляется к модели! Это нормально?
– Нет, пожалуй.
Белов качнул головой. Он не мог себе представить милую добрую Маринку, поселившуюся у них с Машей на кухне и стряпавшую им и себе по утрам яичницу, в роли капризной светской стервы. А именно об этом ему и рассказывал Симон.
Так это было на нее не похоже! Словно о другой Марине шла речь, о другой ее жизни, из какого-то странного, почти потустороннего мира.
– Вот и я о том же! – обрадовался его поддержке Симон. Надул по-детски губы. – Ладно бы сама верность хранила, а то…
– А то что? – Белов напрягся.
– А то – оно самое! С Гольцом мутила, деньги из него цедила, даже мне перепадало, что уж… – Симон вновь театрально повел рукой вокруг себя, вскинул подбородок. – Знаете, как дорого обходится содержание этой студии? Вы себе не представляете просто!
– Марина представляла?
– Отчасти. Поэтому и помогала. А деньги-то, деньги-то гольцовские были! – Он негромко хлопнул в ладоши. – Но я ведь к ней с пониманием, а она!.. Потом нашла себе этого сопляка.
– Какого сопляка?
– Студентишку очкастого! Видели бы вы его!
– Так ужасен?
– Мягко сказано! Урод комнатный. А ей его, видите ли, жалко было! Она и начала ему денежки совать. Мимо кассы.
– То есть мимо вас? Я правильно понял ваше выражение – «мимо кассы»?
– Ну!
Негодование Симона было настолько искренним, что Белов поостерегся плюнуть ему прямо под ноги. Кто разберется в таких вот отношениях? Богема все ж таки!
– То есть Марина перестала вам помогать деньгами, которые давал ей… кто, как вы сказали?
– Голец!
– Ага, точно. Значит, те деньги, которые давал Марине ее любовник Голец, она стала передавать «мимо вас» новому своему увлечению? Студенту? Я вас правильно понял?
– Абсолютно.
– Как зовут студента? Имя, адрес, номер телефона?
– Издеваетесь? – Симон опешил, заморгал растерянно, ткнул себя тремя растопыренными перстами в перекачанную дельтовидную мышцу. – Чтобы я опустился до такого, чтобы спрашивать ее обо всей этой ерунде?!
– Помилуй бог! – воскликнул Белов и все же плюнул – себе, увы, – под ноги. – Она бы и не сказала! Просто, может, слышали от кого-то?