Она была включена в состав 20-го стрелкового корпуса (командир — генерал-майор С. И. Еремин, заместитель командира по политчасти — бригадный комиссар А. И. Гуляев, начальник штаба — полковник В. А. Симановский), но, как вспоминал Маршал Советского Союза Бирюзов, «ни командира, ни начальника штаба корпуса я не видел и, кстати сказать, не знал даже, где располагается их командный пункт» [326] .

Да это и было понятно, ведь это корпусное управление предназначалось для вхождения в состав 20-й армии, но разгрузилось не там и не в то время. Не было организовано и взаимодействие между контратакующими частями. Так какого результата ждало от этого неподготовленного наступления командование фронта и 13-й армии?

Тем не менее части 132-й и 160-й стрелковых дивизий на некоторых участках задержали дальнейшее продвижение противника. Но вскоре подвижные группы противника обошли нашу группировку с флангов, прервав связь со штабами корпуса и армии. Как вспоминал маршал Бирюзов, «…боевые порядки частей расстроились, расчлененные танковыми клиньями противника. Некоторые командиры подразделений, попросту говоря, растерялись и не знали, что предпринять. Нашлись и такие, кто оставлял без приказа занимаемые позиции и стремился укрыться в лесах либо двинулся в восточном направлении…

С воздуха нас непрерывно бомбили фашистские самолеты. На земле теснили танки… Но наше положение было еще не самым тяжелым. Куда тяжелее пришлось левому соседу (137-й сд. — Р. И.), на стыке с которым враг наносил свой главный удар» [327] .

Таким образом, нанесенные на флангах 13-й армии контрудары наших войск успеха не принесли. Участвовавшие в них разрозненные части 45, 20, 61-го стрелковых и 20-го механизированного корпусов понесли большие потери. Противника не удалось не только сбросить с захваченных плацдармов, но и остановить его дальнейшее продвижение на восток.

Карта 19. Боевые действия 132-й стрелковой дивизии на быховском плацдарме и отход на рубеж р. Сож

Командование фронта в этой ситуации так и не смогло принять решение о снятии с «бездействующих» участков обороны 21-й армии части ее сил и, подключив к ним 25-й механизированный корпус, нанести удар вдоль восточного берега Днепра в северном направлении, отрезая переправившуюся быховскую группировку противника (танковая и моторизованная дивизии) от переправ. А затем силами подошедших частей 20-го стрелкового корпуса и 13-й армии можно было браться и за ее уничтожение. И, возможно, результат боев на быховском плацдарме, из-за пока еще слабых на нем сил гитлеровцев, мог оказаться результативным. А ведь именно этого удара и опасалось командование вермахта [328] .

Вместо этого командования Западного фронта и 13-й армии бросали в разыгравшееся сражение все, что было у них под рукой, заранее обрекая свои не успевшие сосредоточиться разрозненные части и соединения, действующие без надежного прикрытия авиации и поддержки своих танков, на уничтожение.

Вот какие выводы из состоявшихся боев сделал Маршал Советского Союза Еременко: «Во-первых, в условиях развертывания только что прибывающих и необстрелянных войск под ударами противника всему командному и политическому составу следует вести огромную организационную работу, чтобы навести порядок. Враг, окрыленный временными успехами, идет на всевозможные провокации, он заинтересован в панических настроениях, в разброде и бестолковщине, которые гибельны для любой армии. Его шпионы и провокаторы рыскают повсюду. Командиры всех степеней должны применять жесточайшие меры к преодолению паники.

Во-вторых, некоторые командиры действуют недостаточно инициативно, не знают, как добиться перелома в положении, надеются на что-то и на кого-то… Люди, в том числе и довольно солидные руководители, считали, что все сколько-нибудь принципиальные решения придут сверху в готовом виде. Все это очень мешало нам в первые дни войны…

Командиры подразделений подчас ждали, как решит командир части, тот ждал решения командира соединения и т. д. А боец и сержант оставались в неведении, лишались возможности действовать. Надо было от всех командиров, начиная с командира взвода, потребовать со всей решительностью: где бы тебя ни поставили со своим подразделением, ты должен проявлять максимум инициативы, принимать бой, атаковывать противника, защищать каждый рубеж советской земли» [329] .

Но об этих важных моментах никто из высшего командования Красной Армии в то время не думал, поэтому и благоприятная в некоторых случаях обстановка для наших войск так и не была использована для разгрома вражеских войск. Наше командование никак не могло приспособиться к тактике действий вражеских войск, которая, как отмечал К. Е. Ворошилов, заключалась в следующем: «Тактика врага — обход флангов дивизий Красной Армии. Считаю, что обход флангов наших дивизий противником не может быть обязательным поводом к отводу целого корпуса на новый оборонительный рубеж, т. е. отвод войск на 10–25 км… Гораздо целесообразнее во всех отношениях на действия противника во фланг нашим войскам отвечать дерзостными ударами по его флангам и тылу, вместо попыток обязательно располагать войска фронтальным порядком, притом ценою оставления больших кусков территории. Пора нам усвоить, что противник и впредь будет стремиться ломать фронт наших частей и бить им во фланг и тыл… И если этой тактике мы не противопоставим свою маневренную тактику, мы вынуждены будем всякий раз в тревоге намечать новые рубежи отвода наших войск» [330] .

И этот ценный опыт постепенно приобретался нашим командованием и войсками, но слишком высокой ценой. А в центре обороны 13-й армии продолжались попытки гитлеровцев овладеть Могилевом. Подразделения 3-й танковой дивизии вермахта вновь предприняли атаку по Бобруйскому шоссе, но в районе Буйничского поля наткнулись на упорное сопротивление воинов полковника Кутепова. 388-й полк хорошо оборудовал свои позиции в противотанковом отношении и встретил подходившие к западному рубежу города танки метким огнем артиллеристов 340-го артполка полковника И. С. Мазалова.