Пленный, упершись длинными руками об пол, застонал, скрежетнул зубами.

– Спроси-ко у его, собаки, когда Ахмедка в Сарае будет?!
– приказал Елисейке.

Раненый татарин приоткрыл веки - в темных глазках-щелках забегали желтые злые огоньки, - прохрипел сквозь зубы. Елисейка перевел.

– Себодня будит... Сарай, гаварит, не бзять - там и биз Хан многа батыров... Псе умрете, гаварит...

"Так быстро?! Но все равно раньше, чем к полудню, не будет, - а может, врет татарин - это у них принято?
– Константин Юрьев взглянул на пленного и, в подтаявшей темноте, близко увидел - наткнулся на горящие от ненависти и презрения глаза своего врага.
– Бэк али мурза!.. не врет..."

– Ти раб!..
– у ордынца что-то забулькало в груди, закашлялся. Будто плетью воеводу - вздрогнул, схватился за рукоять ножа, зарыкал-зарокотал:

– Великий народ не может быть рабом, а я сын его! И не взойдет Светило, как сожгу твое логово!
– лик у вятского воеводы стал грозен и страшен, пленный понял. Константин Юрьев тряхнул головой, убрал руку с пояса, полусогнул в локте, прижал к груди и вдруг забасил осипшим голосом:

– Слушай, Бэк, отпущу, дам злато - много дам, только скажи, когда будет хан?! Много ли в Сарае войска?.. И поклянись Аллахом, что правду говоришь!..

Татарин шумно, с клокотом дышал и молча, не отводя безумных от ненависти глаз, смотрел на воеводу.

Приподнял голову Игорь Голубов (лицо напряглось) и слабым, но твердым голосом Константину Юрьеву:

– Пред ним унижаться!.. Не смей!..

Небо посветлело, не стало комаров. Поднимающийся от воды туман темной тенью на миг окутывал палубу и тут же исчезал, унесенный боковым тугим ветром, оставляя после себя теплую парную влагу.

Все чаще передовые лодки и ушкуи вступали в скоротечные яростные стычки с ордынскими сторожами.

В тумане не сосчитать - много, - бухая веслами, неудержимо шли на Сарай малые и большие ушкуи. Русские плыли теперь открыто - в едином порыве была мощь и дерзость...

Татары в большинстве своем, протараненные ушкуями, тонули, или же, попадая на своих лодчонках между русскими, немедленно расстреливались.

...
– Пойди-ко, Игорек, вниз, в избу - скоро Орда.

Игорь Голубов начал поднимать голову, пытаясь сесть.Константин Юрьев торопливо нагнулся и осторожно помог.

– Смотри, какая сила, - и он показал прояснившимся глазом на мачты, борта ушкуев, то тут, то там чернющих сквозь обрывки уже не густого тумана.
– Не жаль и мово Никитки - чую, погибли ведомцы вместе с Васькой... лишь бы удача была...

– Все Богом предопределено...
– перекрестился боярин Андрей Воронцов.

– Бох не вмешивается в земную жизнь...
– прервал его Игорь Голубов, зыркнул по сторонам, - вокруг собирались вои (все были на палубе), некоторые только что отстрелялись с бортов ушкуя и часто, шумно дышали.
– Он сотворил Землю, людей и все остальное. Мы должны сами все - на то и люди...
– помолчал. Шлепали, бухали по воде весла, где-то впереди вновь послышал ся треск, стук дерева об дерево, донеслись приглушенные туманом душераздирающие визги ордынцев. Игорь Голубов тряхнул головой - мокрые пегие волосы легли на повязку: - Я это еще раз проверил: просил оставить последнево сына-наследника... Мне недолго осталось... А может, он жив?!
– черный округлившийся глаз горел-ждал ответа, но Константин Юрьев отвернулся.
– Нет, погиб, - ответил сам себе Игорь и продолжил, обращаясь к другу зятю: - Костя, ты останешься жить... (Вятский воевода замахал руками - дескать, сглазишь).
– Не маши - обязан!
– на лице Игоря Голубова погасла тревога, высветились воля, ум.
– Я тебе правду глаголю: сам не сплошаешь - и бох поможет, - помнишь, ты однажды эдак-то сам говорил - и победил... От тебя, как поступишь, как полк поведешь, зависит судьба Великой рати... Ты первый из русских воевода, да и не только русских, который разгромит Сарай и вернется... Тебя народ не забудет - памятник - церковь воздвигнут... В летописных книгах опишут... От сына к сыну будут передавать имя твое, как Святого Дмитрия58... И пока жив русский народ, - а он никогда не исчезнет с лика земли, - будешь жив и ты... Вместе с тобой и нас помянут...

Я обещал перед смертью сыну и тебе рассказать, почему о боге немного по-другому думаю.

Мне было двенадцать, когда я умертвил свою сестренку...

– Как умертвил?!
– охнул в ужасе московский боярин и быстро-быстро закрестился.

– Руками удушил... Ненарошно... Перестань же креститься - руками махать!
– зло засверкал черным глазом на боярина.
– Штобы победить - не нужно обманываться - бог сам не поможет: он через нашу голову, тело все делает... Да не таращь на меня глазища неразумные!..
– У боярина Андрея Воронцова затряслась толстая нижняя губа в бороде.
– В своем я уме...
– помолчал, а потом скорбным голосом: - Мною проверено - еще раз говорю: просил сына оставить в живых...

– Как это случилось?..
– шепотом, еле слышно, но поняли все - спросил Константин Юрьев.

– Ты ж знаешь. Што я тоже рос сиротой, приезжий...

Татары налетели. Не успевших вооружиться мужей зарубили, - и мово отца, братьев тож... сестренку Улю - ей три года было - бабушка спрятала... Я и мати с младшей титешной сестренкой моей в скирду схоронились...

Стали они по полю рыскать: женок и ребенков ловить, хлеб жечь... Вижу через желтые соломинки - и к нам скачут... мати сунула распелененную... Только што грудь сосала... В одной холщовой пеленалке... Крикнула: "Беги!" - и сама аки птица через поле к дальнему лесу... татарва за ней - визжат, смеются... Заарканили... Я замешкался, а когда побежал к рядом стоящему лесу, заметили, и за мной... Я в лесок, в овражек, в яму... Сверху кусты, трава - притаился, а сестренка начала... Прижал ей ротик - молоко еще не обсохло, - она пуще... Они рядом копьями в кусты тычут - не слышат... Пальчиками царапает мою руку, изгибается тельцем... Смотрю - синеет, а как отпустишь?! Молю-умоляю неистово про себя бога, штобы не допустил убийство...

"Раз ты есть, говорю, не допустишь!.." - Игорь Голубов вкогтился сухими пальцами в плечо Константина Юрьева.
– Не внемлил он - изогнулось судорожно тельце и закаменело...

После... просил-молил бога оживить, али же убить меня, но безмолвствовал он, и тогда - проклял ево!.. Думал - сейчас же ударит, убьет, но ничего - только ручеек журчал, да птицы весело переговаривались... Я еще долго безумствовал... Вот тогда впервые убедился, што бох через нас все делает...

Все в мире после сотворения Мира в своем естестве живет: рождается, растет, умирает - человек ли, зверь али дерево, - трава - все из семени, плоти... Бог наблюдает, смотрит, и в наши дела, создав нас, вмешивается через нас же самих... Мы сами должны делать!..