– А то! А потом эта «Эрика», кстати, пошла, – продолжал вспоминать Дима, – к пирсу у Института моря.

– Может, она Эдикова? – предположила Надя. – Или Вадима Андреевича?

– Вряд ли. Слишком уж дорогая вещь. Миллионов пять стоит. Естественно, долларов.

Полуянов повеселел, даже разрумянился.

– Ну, ты совсем воскрес! – усмехнулась Митрофанова.

Журналист же абсолютно здоровым и весьма требовательным голосом крикнул:

– Женька!

(Тот тактично оставил их вдвоем – коротал время в соседней комнатухе.)

А едва Евгений вошел, указал на фотографию, потребовал:

– Знаешь, чья яхта?

– Знаю. Сусаноо, – коротко отозвался тот.

– Чего?!

– Кличка такая. Бог ветра и водных просторов. Японский, – улыбнулся фотограф.

– И кто он?

– Местный крестный отец, – пояснил Евгений. – Большой человек. Когда-то весь край наш держал единолично. Сейчас, правда, потеснили его. Но здесь, в Приморске, он полновластный хозяин. Сейчас покажу вам его.

Придвинулся к экрану и с первого клика открыл фотографию – ту самую, где на литой скамейке восседают Эдик и незнакомый пожилой господин.

– Вот он, Сусаноо, – представил Женя. И не без гордости добавил: – Фотографироваться, кстати, очень не любит. А я его достал.

Надя удивленно взглянула на Диму, вспомнила:

– Ты говорил, видел его? Не вспомнил где?

– Нет.

– Да в газете, наверно, – ответил за него Евгений. – Сусаноо, хоть и шифруется, в прессу попадал. Хотя и нечасто. Совсем недавно, кстати, его фотку печатали – в «Молодежных вестях» тоже. Предполагали, что он к резне в станице причастен. Но доказать, как всегда, ничего не смогли.

– И Эдик, что ли, его друг? – удивленно произнес Полуянов.

– Точно не знаю. Но что они встречаются – засекал. Несколько раз, – подтвердил Женя. – Эдик или к Сусаноо в особняк ездит, в Геленджик. Или тот приезжает сюда, в Приморск.

– А сфера интересов у большого человека какая? – спросил Дима.

– Все, что деньги приносит, – пожал плечами Евгений. – Девочки. Рестораны. Казино владел – пока не запретили. Впрочем, говорят, он и сейчас подпольные автоматы держит. Серьезный дядя, короче.

– И у них с Эдиком дела, – подытожил Полуянов.

– Интересно какие? – заинтригованно произнесла Надя.

– Думаю, Сусаноо деньги вкладывает во все Эдиковы проекты, – уверенно произнес Евгений. – Откуда еще бы у того средства взялись санаторий шикарный отстроить, рестораны, пляж?

– Да, наверно, ты прав… – рассеянно пробормотал Полуянов.

Но думал (Надя уж друга сердечного изучила!) явно о другом.

А Женя хмуро произнес:

– Какие будут еще пожелания, вопросы, приказы?

– Да никаких пока. Можете быть свободны, – усмехнулся в ответ Полуянов.

– Покорно вас благодарю. – Соловец склонил голову в шутливом поклоне.

Надя же примирительно произнесла:

– Почему ты сердишься?

– Я просто не люблю, когда меня втемную используют, – пожал плечами Женя.

– Да с чего ты взял?

– Что ли, нет? Подойди. Ответь на вопрос. Пошел вон. А еще за лекарствами съезди.

Приблизился к Диминой койке. Повысил голос:

– Я с тобой, между прочим, честно сыграл. Все, что знал, выложил. И когда Надька меня среди ночи дернула, примчался без звука. А ты… – Он досадливо махнул рукой.

– Господи, Женя, да ничего мы от тебя не скрываем! – рьяно кинулась на защиту Полуянова Надя.

А Дима твердо добавил:

– Я сам в тупике.

Но перехватил взгляд Соловца и понял: тот ему не верит.

Женя действительно не верил столичному писаке ни на грош. Версий у того никаких нет, как же! У Соловца совсем другое мнение сложилось. Весь день сегодня (за вычетом трех часов, что потратил на поездку в город за лекарствами и прочим) он внимательно слушал, о чем Надя с Димой переговаривались. Те-то думают, что за закрытой дверью да кирпичной стеной могут о чем угодно болтать. И не ведают, что до него доносится каждое их слово. (Спасибо портативному диктофончику – гаджет грошовый, но полезный до чрезвычайности.)

Может, столичные гости и не врали, что итоговой версии у них нет. Однако идей между собой проговаривали множество. И чего бы честно с ним не поделиться? Но ведь ни слова ему не сказали – о том, например, что у Эдика Смолянинова своя лаборатория есть в одном из институтских корпусов. И что охраняется она – не подступишься.

Впрочем, не хотят говорить – и не надо.

У него свои возможности тоже имеются. И немалые.

Максим Милютин был толст, неопрятен, одышлив. В институтах не обучался сроду, умных бесед вести не умел. Словарный запас как у пятиклассника. Да еще и злоупотреблял – пиво, девочки, травка. Однако человеком все равно был незаменимым. Имелось у него одно, с лихвой искупающее многочисленные недостатки, полезное качество: он умел предчувствовать успех. И, если ввязывался в какой проект, можно не сомневаться: дело стоящее. Барышей принесет всем.