Давайте введем в игру несколько монеток. Допустим, вы распределили 100 тыс. дол., накопленные таким же способом, между десятью разными ценными бумагами, выплаты по каждой из которых подчинены той же схеме: орел — стоимость инвестиций возрастает в четыре раза; решка — инвестиции полностью обесцениваются. Ожидаемая вами прибыль совсем не изменилась: в среднем пять раз выпадет орел, пять раз — решка. Стоимость пяти ваших инвестиций возрастет в четыре раза, а стоимость пяти инвестиций исчезнет. Все это в итоге принесет добрые 100 % прибыли. Но посмотрите, что произошло в самом плохом варианте. Единственный случай, когда вы можете полностью потерять ваши инвестиции, — если вам выпадает 10 решек, что крайне маловероятно. (Вероятность такого несчастья меньше 0,1 %.) Теперь представьте себе тот же эксперимент, но только с инвестированием 100 тыс. дол. в акции нескольких индексных фондов, работающих с тысячами акций предприятий, которые разбросаны по всему миру [90] . Столько бросков монеты никогда не смогут закончиться только выпадением решки.

Делайте долгосрочные инвестиции. Вы бывали когда-либо в казино, когда там кто-то крупно выигрывал? Управляющие казино в это время так же счастливы, как и посетители. Почему? Потому, что они намереваются сделать необычайно большие деньги в долгосрочной перспективе; выигрыш других людей лишь «легкая икота» на этом долгом пути к выигрышу. Прелесть игорного бизнеса состоит в том, что числа благоприятствуют управляющим. Если вы готовы ждать достаточно долго — и позировать со счастливой улыбкой при вручении случайному счастливцу чека на огромную сумму, — вы разбогатеете.

Инвестирование влечет за собой те же преимущества, что и управление казино: шансы смещены в вашу пользу, если вы терпеливы и готовы пережить случайные неудачи. Любой разумно построенный инвестиционный портфель должен принести прогнозируемую прибыль. Помните: вы отдаете капитал в пользование разным компаниям и ожидаете получить что-то взамен. Да, чем более рискованны предприятия, тем больший доход вы можете ожидать от инвестиций в эти предприятия. В среднем. Чем более продолжительный срок вы сохраняете ваши (диверсифицированные) инвестиции, тем более длителен срок, в течение которого вероятность может явить свое чудо. Какой отметки достигнет индекс Доу — Джонса завтра? Понятия не имею. Каков он будет на следующий год? Не знаю. Какие у него будут значения через пять лет? Вероятно, значения будут выше, чем сегодня, но этого нельзя сказать наверняка. Каковы будут его значения через 25 лет? Существенно выше, чем сегодня; в этом я почти уверен. Идиотизм однодневной торговли — покупки ценной бумаги в надежде продать ее несколько часов спустя с прибылью — в том, что она сопряжена со всеми издержками, с которыми связана торговля ценными бумагами (комиссионными и налогами, не говоря уж о затратах времени), не принося никаких выгод, возникающих из длительного владения ценными бумагами.

Итак, у вас есть способ проверки личных инвестиций — ваше чутье вкупе с вышеизложенными правилами. В следующий раз, когда какой-нибудь консультант по инвестициям подойдет к вам с предложением, сулящим, по его словам, 20 или 40 % прибыли, вы будете совершенно точно знать, что в данном случае верно одно из трех предположений: (1) для того чтобы оправдать столь высокую ожидаемую прибыль, это инвестиционное предложение должно быть весьма рискованным; (2) этот консультант натолкнулся на возможность, которую до сих пор не обнаружили даже самые изощренные инвесторы мира, и настолько добр, что делится с вами этой возможностью; или же (3) этот консультант некомпетентен и/или недобросовестен. Слишком часто истинным объяснением оказывается предположение (3).

Самым восхитительным в экономике является то, что фундаментальные идеи неизменны. Монархи Средневековья нуждались в средствах (обычно для ведения войн) точно так же, как ныне нуждаются в средствах только что возникшие биотехнологические компании. Понятия не имею, на что будет похожа планета через сто лет. Возможно, человечество начнет заселять Марс или превращать соленую воду в возобновляемый источник чистой энергии. Но я уверен, что оба предприятия используют финансовые рынки для мобилизации капитала и ограничения риска. И я совершенно уверен, что американцы не станут стройными и здоровыми оттого, что будут питаться одними грейпфрутами и мороженым.

Несколько лет назад я проводил отпуск вместе с друзьями. Как единственный академический ученый в группе, я был объектом легкого любопытства. Когда я рассказал о том, что изучаю государственную политику, один из товарищей по отдыху задал скептический вопрос: «Если люди знают столько о государственной политике, то почему все это так чертовски запутано?». С одной стороны, вопрос идиотский; задавать его — все равно что спрашивать: «Если нам столько известно о медицине, почему люди продолжают умирать?». Лет через десять кто-нибудь всегда сможет выступить с умными репликами по этому поводу. (В тот момент я промямлил что-то вроде «Ну, все так сложно».) Я мог бы указать на то, что в сфере государственной политики, как и в медицине, мы добились кое-каких отличных результатов. Американцы стали более здоровым, более богатым, более образованным народом, который теперь менее, чем когда-либо в своей истории, уязвим для последствий экономических бумов и спадов — несмотря на крах предприятий, занимавшихся интернет-бизнесом.

И все же вопрос, заданный товарищем по отдыху, преследовал меня несколько лет, в значительной мере потому, что он содержал намек на важный момент. Даже тогда, когда экономисты достигают консенсуса относительно политических мер, которые улучшат наше положение, эти меры зачастую упираются в глухую стену политического противодействия. Прекрасным примером тому служит международная торговля. Я не знаю ни одного экономиста, представляющего доминирующее в экономике течение, который не считал бы международную торговлю решающим фактором для благосостояния и богатых, и бедных стран. Есть лишь одна маленькая проблема: вопрос о международной торговле в буквальном смысле вызывает бунты на улицах. Еще до того, как демонстранты, яростно протестующие против глобализации, вышли на улицы Сиэтла и Генуи, соглашения о расширении торговли вроде Североамериканского соглашения о свободной торговле вызвали ожесточенные политические бои.

Тем временем законодательное утверждение программ, объединяемых в единый «пакет» на основе сговора представителей отдельных регионов США, успешно проходит в конгрессе, что обрушивает щедрые потоки денег на мелкие проекты, которые вряд ли можно назвать проектами, служащими национальным интересам. В течение почти 40 лет федеральный бюджет включал в себя выплаты американским фермерам, производящим мохеровую шерсть (мохер начесывают из шерсти ангорской козы, и он используется как заменитель шерсти). Субсидии на мохер были введены в 1955 г. по настоянию вооруженных сил в целях обеспечения достаточного количества пряжи для изготовления военной формы в случае войны. Я не хочу шутить по этому поводу. Но в 1960 г. военные перешли к использованию синтетических волокон при изготовлении формы. Правительство же еще 35 лет продолжало выплачивать производителям мохера крупные денежные субсидии. Почему?