Да, он не свят, но все грехи за дар небес ему простите!..

***

Палаццо Бачокки, после концерта, одна из комнат - роскошный будуар Элизы,

Никколо стоит у окна. Он смотрит в темноту и слушает… слышит ночь. Он

впитывает в себя все звуки, каждой клеточкой тела вбирает аромат южных са-

дов и свет низких, ярких звезд, думая, как отразить их в музыке.

А в т о р :Южная ночь с ее томными ароматами, белый мрамор

дворца, местами погруженный в зыбкую тень, а местами освещен-

ный оплавленными слезами свечами, дорогие ковры, приглушаю-

щие звуки шагов — все это сопровождало их любовь с первого

дня, когда принцесса Элиза попросила Маэстро сыграть вечером

с ней вместе сонату… С того вечера эта удивительная любовь,

подарившая миру столько прекрасных музыкальных этюдов —

сонат, каприччо — цвела и благоухала здесь, чтобы со временем,

полностью раскрывшись и отдав все силы, увянуть…

Элиза вошла в комнату и подошла к нему… Паганини почувствовал ее, даже не

слыша шагов, приглушенных ковром…

Н и к к о л о ( н е о б о р а ч и в а я с ь ) :

Элиза, послушай — во тьме живут все звуки мира,

Ты слышишь, Элиза, — дыханье нежное эфира?

А шелест и шорох — то мотыльков летящих крылья…

Послушай, Элиза, как лунный свет летит над ними…

Я слышу там песню … То звездный вихрь поет и плачет…

Но ты ночь не слышишь— тебе она лишь сумрак мрачный…

Элиза вдыхала сладко-терпкий аромат итальянских садов и глядела на

площадь, что простиралась перед дворцом в обрамлении платанов. Их се-

ребристые в лунном свете листья едва заметно трепетали в неуловимом

дыхании ветра… Мостовая площади, носящей имя ее брата, блестела,

словно водная гладь и, казалось, что сейчас раздастся всплеск. Элиза отве-

ла взгляд от переливающейся темной глади, и посмотрела на Маэстро —

его силуэт четко обрисовывался гранью текущего света свечей и тяжелой

ночной темноты.

Э л и з а ( п о р ы в и с т о п р и н и к н у в к Н и к к о л о ) :

Никколо, мой гений — я ночь люблю и сумрак неба,

Все страсти, волненья полночные несут напевы…

Так ярко лишь ночью горит в груди огонь мятежный —

И эхо все громче любви разносит шепот грешный…

Никколо, Никколо — я вижу всполохи и блики,

И страстью их словно пронизаны ночные лики…

Никколо… но звуки — всего лишь обрамленье страсти…

Ни счастья, ни муки — их чары надо мной не властны.

Лишь гений, Маэстро — непостижимых истин пропасть,

Вершина иль бездна?... Небесный свет иль ада копоть…

Никколо, любимый — прошу, прости мне эти мысли,

Твой гений и имя в тумане бьются, словно искры —

Сегодня соната одной струной пронзила душу,

Твой гений, и брата — весь старый мир навек разрушит…

Николо обернулся, его агатовые глаза были печальны.

А в т о р :Никколо любил жизнь, женщин, поклонение, но сейчас

хотел быть собой, хотел быть понятым той, которая владела им и

его сердцем… пока еще владела. Он всегда прежде протестовал,

когда Элиза относилась к нему со сверхъестественным почтением

и восхищением — протестовал, потому что они влекли за собой

сверхъестественное обладание им, а кроме того, подкрепляли на-

растающие слухи… Но он устал с ней бороться, устал протесто-

вать, устал объяснять, устал грустить о том, чего снова не нашел

здесь и сейчас его жизнь, здесь женщина, боготворящая его, рев-

ниво и гордо отдавшая ему свою любовь…

Глаза Паганини сменили выражение — их заполнила нежность и страсть, он

обнял Элизу, с любовью проведя рукой по изгибам тела — так же, как по своей

скрипке…

…На крыше великолепного палаццо Бачокки стоял Ангел, задумчиво глядя на