Они ехали мимо глухих стен, обмазанных глиной и побеленных, мимо узких (чтобы чужаки не вломились гурьбой) дверей, украшенных грубоватой резьбой, мимо проемов, завешанных ветхим войлоком, вдыхали ароматы горелого масла и жареного мяса…

Бедные кварталы кончились. И Алавар поразил их высокими белыми башнями с ярко-красными черепичными крышами, домами, тонущими в зелени благоухающих садов, мощенными известковыми плитами улицами и ярким блеском слюды и дорогого стекла в окнах.

Им хотелось одного – добраться до какой-никакой крыши над головой и сбросить с себя усталость пройденного пути.

Увы, их ждало разочарование. Все постоялые дворы в это время, время одной из трех ал аварских ярмарок, были забиты солидной и денежной публикой – купцами, съехавшимися если не со всей Логрии, то уж с ее половины и некоторой части Суртии точно. Правда, на самом большом оставалось место… но там стояла сотня наемников-айханов. Торнан и сам не стал бы задерживаться, но седой горбоносый старик в головном уборе, украшенном орлиными перьями (кажется, такие носили чародеи горцев), только посмотрев на них троих, что-то гортанно проклекотал на своем языке хозяину. После чего тот, несколько сконфуженный, подошел к Торнану и сообщил, что его постояльцы не хотели бы жить под одной крышей с колдуном. И что тут неподалеку, на Жилой площади, они найдут то, что им нужно.

Как ни странно, Торнан не обиделся – видать, понимающие люди высоко ставят умения Чикко. Кроме того, айханов он уважал – то были, пожалуй, лучшие воины Логрии. Не были они ни великими мечниками, хотя и рубились неплохо, ни особыми стрелками из луков, ни искусными в конном бою наездниками, хотя и тут у них было чему поучиться. Но вот где айханам не было равных – так это в искусстве обучения боевых птиц и боевых собак. Точнее, это получалось у них единственных.

Айханские боевые псы, скорее даже прирученные волки, уступали, конечно, размерами и кильдарской сторожевой, и мардонскому догу. Но ни у того ни у другого шансов против них не было. Жилистые, зубастые и дьявольски подвижные твари, умеющие ловко уклоняться от ударов пиками и клинками, да еще облаченные в панцирные стеганки и стальные шлемы, увенчанные заточенным как бритва рогом, были страшной силой на поле боя. Ни одна кавалерия не могла выдержать их атаки – псы умели подныривать коню под брюхо и вспарывать его клыками или рогом, с одного укуса ухитрялись рвать сухожилия на ногах, перегрызать подпругу; умели, запрыгнув на круп лошади, стащить всадника вниз бешеным рывком… Искусство их обучения оставалось тайной за семью печатями, но, видать, без горской магии тут не обходилось.

Не меньше приходилось опасаться и ручных беркутов – те, носящие на лапах привязанные стальные когти и такую же насадку на клюв, умели, обрушившись на противника сверху и метко попав в незащищенную шею или в лицо, убить одним ударом. Умели они также выслеживать с воздуха скрывающегося врага, охраняя войско и даже, как говорили, могли подпалить осажденный город, неся в клюве зажженные фитили, которые сбрасывали вниз, когда нужно – ну, тут, ясно, тоже без магии не обходилось.

Тем более что у айханов у единственных эти дикие и капризные птицы размножались в неволе. По слухам, ихние колдуны могли даже следить за врагом глазами птиц – но мало ли что рассказывают о горцах?

Упрямые и непреклонные, айханы были опасными противниками и, пожалуй, могли бы создать могучую империю, но, будучи неуживчивыми и гордыми, жили небольшими кланами в своих горах, не имея ни царей, ни городов, зато охотно нанимались на службу к окрестным государям.

Такая вот сотня горцев, с ее тремя сотнями псов и с восемью десятками птиц, была большой силой и могла решить исход битвы. Потому и плату брали они высокую – намного больше, чем все прочие наемники, например, Стражи Севера.

Что они добрались до пресловутой Жилой площади, было ясно и без расспросов. Всю ее сплошь покрывали разнообразные временные жилища из ткани, войлока, кожи. Старые солдатские палатки разных армий, юрты кочевников, шатры обитателей пустыни, полотняные дома, раньше принадлежавшие знатным и богатым – из когда-то дорогой, а ныне вытертой и ветхой ткани…

Тут же к ним подскочило по меньшей мере пятеро громко выкрикивающих цену типов, и через несколько минут за три серебряных в неделю они стали обладателями такого же жилья. Хозяева окружающих площадь домов этим и жили.

Место тут было бойкое. Палатки стояли тесными рядами, так что на «улицах» между ними было не протолкнуться от пришлого народа. Настоящий городок из шестов и ткани. Тут можно было увидеть представителей чуть не всей Логрии и даже других земель – от суртских торговцев до облаченных в запыленные бешметы даннских скотоводов, чьи предки сменили весла драккаров на пастушеский посох.

Дымили земляные печи-тандыры и грубые каменные очаги под открытым небом, где готовилась пища для этого разноплеменного сборища. По периметру площади торговали разнообразные лавки, склады и конюшни; один угол был отгорожен невысокой стеной, и приносимый ветром аромат ясно указывал, как это место используется. Водоносы громкими криками предлагали воду, лоточники – лепешки и фрукты, сутенеры – накрашенных девиц средней потрепанности.

Заняв палатку, сшитую из четырех видов ткани – от старой парусины до такого же старого войлока, – и пристроив коней на конюшню к ее хозяину, фомор и капитан отправились сопровождать Мариссу.

Пошла она вовсе не в храм Тиамат, которых в Алаваре кстати, было аж два, а в квартал менял. Там Марисса по каким-то признакам выбрала одну лавку – каменную, приземистую, с узкими окошками, куда и ребенок не пролезет, и окованной железом дверью, у которой торчал вооруженный копьем и чеканом угрюмый цербер. Войдя, Марисса молча достала вексель и протянула лысому костистому старику, стоявшему за высоким дубовым – не перемахнешь – прилавком. Тот внимательно его изучил, повертел так и сяк, уважительно кивнул и исчез в недрах лавки. Как Торнан понял – проверять всякие тайные знаки и прочие штучки, придуманные племенем ростовщиков и менял для своих надобностей.