– В чем же тайна? – светским тоном осведомилась Даша. – Не замечала, чтобы ты эту страсть сильно скрывала.

Кудряшова надоела ей до смерти. Веселье от удачного шопинга прошло, и теперь оставалось только ждать результатов.

– Тайна в том, – с забитым эклером ртом поведала ей Надежда, – что никто не знает, сколько я могу их зараз уговорить. Даже я сама. – Она заложила в рот бисквит и прихлебнула кофе. – Сладкое обожаю. Оно для меня вроде валерьянки. Как расстроюсь чем-нибудь, так на пирожные наваливаюсь.

Дарье было противно смотреть на жующую Кудряшову, но она вдруг учуяла возможность нанесения нового удара. Не удара даже, щипка, но попробовать стоило.

– Ты сейчас чем-то расстроена?

– Сейчас? Не-а! Я ведь их с радости тоже лопаю! И кто придумал тощих баб за идеал красоты держать?

– Модельеры, дизайнеры, рекламщики… – Дарья улыбнулась. – В том числе и Димочка твой.

– Глупости! – Надя взяла новое пирожное, в нерешительности подержала его, но все-таки отправила в рот. – Врут все, притворяются. Димка – первый! Знаешь что? – Кудряшова уставилась на подсвеченную витрину с кондитерскими шедеврами. – Съем-ка я еще вон ту шоколадную бомбошечку!

Дарья допила свой кофе, но к сладкому не притронулась.

Хотя тоже очень его любила.

Грозовский пришел домой пораньше, потому что решил – родственники родственниками, а это все-таки его дом.

Он имеет право в нем быть.

И даже отдыхать.

А если что, и гостей позвать.

Дома пахло чесноком, щами и хозяйственным мылом. Грозовский был готов к этой «газовой атаке», поэтому еще в подъезде нацепил медицинскую маску, предварительно побрызгав ее «Chanel Allure homme».

Оказалось, что готовиться нужно было к другой атаке – Диму едва не контузило звуками включенного на полную громкость телевизора.

Шел сериал на цыганскую тему.

Хуже и не придумаешь.

Грозовский потерпел пятнадцать минут, пошатался по спальне в надежде, что дядя Толя и тетя Зина хотя бы сменят канал, но потом, сорвав маску, решительно направился в гостиную.

Деревенские родственнички лежали на его любимом диване и лузгали семечки, сплевывая шелуху на газетку, расстеленную у них на груди. Шелуха на газету не попадала и падала на пол.

На появление Димы родственники никак не отреагировали. Он вообще не понял, в сознании они или в коме.

Дима взял пульт и выключил звук цыганского шабаша.

Не успел он вернуться в спальню, как шабаш загремел снова.

Дима зашел в гостиную и снова выключил звук.

Едва за ним захлопнулась дверь, родственники – включили.

Он опять выключил, они снова включили. Он выключил, они включили. При этом шелуха продолжала невозмутимо лететь на пол, а Диму ни тетя, ни дядя как будто не замечали, не удостоили его даже взглядом. Оставалось снять плазменную панель со стены и выбросить ее в окно…

Грозовский вспомнил, что под окном парковка с десятком машин. Не пойдет.

Он отключил звук не с пульта, а на панели, и вышел в коридор.

– Сделай так, чтобы они не нашли нужную кнопку, – попросил он Хотея и даже почесал ему пузо.

Было тихо, только в подъезде зашумел подъехавший лифт. Чтобы не спугнуть удачу, Грозовский на цыпочках ушел в спальню.

Надя открыла дверь и удивилась царившей в квартире тишине.

В гостиной дядя Толя и тетя Зина со злыми лицами лузгали семечки.

– О! Привет! – поздоровалась Надя. – А чего это вы лежите? Скучно небось?

Надя порылась в сумке, достала заветные голубые конверты и, положив их в центр стола, полюбовалась на приглашения.

Дядя Толя и тетя Зина на Надежду даже не посмотрели – пялились в экран, где цыган целовался с цыганкой.

– А чего без звука-то? – удивилась Надя и, взяв пульт, попыталась прибавить громкость. Звук не включился. – Сломался, что ли? – озаботилась она. Нашла на панели нужную кнопку, нажала.

Звуки цыганского хора громыхнули на полную мощность.

– Во! Работает! Димка где?

Димка влетел в гостиную белый от гнева. Несколько секунд он не мог сказать ни слова и только открывал беззвучно рот. Потом заорал родственникам, срываясь на фальцет.

– Так! Ну, вот что! Гости дорогие! Не пора ли вам в путь собираться?! На родину! В пенаты! К деревцам-кустикам! К травке-муравке! К чертовой матери!!!

Надя испугалась – таким она Грозовского еще ни разу не видела. Он слюной брызгал от ярости, он глаза пучил так, что это могло плохо кончиться…