Мы решили купить четырех крепких лошадей, а чтобы скрыть цель их покупки, Джон подрядился возить зерно из города на ближайшую мельницу. Работая с двумя конными упряжками по очереди, он успевал ежедневно перевозить сотни пудов зерна; как заправский работник, он флегматично и методично загружал и разгружал свои телеги.

Ферма не окупала вложенные в нее деньги, и собранные нами средства истощались. Пришлось снова их копить; мы отказывали себе в любом излишестве и экономили даже на еде.

Когда наступила холодная, противная осень, мы взяли в аренду заброшенный луг верстах в пятидесяти от города, чтобы обеспечить себя дешевым сеном для лошадей. Мы планировали выкосить луг своими силами и запасти на зиму сено для животных, так как не было и речи о том, чтобы отправляться в путь раньше середины следующего лета, когда в тайге сойдет снег. Кроме того, мы до сих пор не нашли проводника.

В конце августа мы отправились на свой сенокос и нашли там лишь большую пустую палатку. Работники уже разошлись по домам, оставив нам ту траву, которую не успели скосить сами. Она была высокая и грубая, косить ее было очень трудно, и мои товарищи к концу дня совершенно выдыхались. Я жила в палатке и готовила им еду.

Погода стояла очень ветреная. Ночи были все холоднее. Многочисленные озера покрывались тонким ледком, но у нас за две или три недели мучительного труда получился большой стог сена. Наконец однажды утром в середине сентября мы проснулись, увидели, что луг покрыт снегом, и решили уезжать, так как дальше работать было невозможно. За сеном же мы собирались вернуться позже, когда окончательно установится зима.

Мы узнали, что группа крестьян с еще более дальних лугов возвращается в Баргузин по реке, и я попросилась с ними. Мужчины выбрали опасный и трудный путь по замерзшим озерам. Они пробирались через липкую грязь, в которой ноги сводило от холода, а Иван, изнуренный тяжелой работой, едва не умер там. Его спасло лишь мужество и преданность молодых товарищей.

Я благополучно добралась домой после плавания, продолжавшегося всю ночь. Лодке, освещенной двумя факелами на носу и корме, приходилось пробираться через густой камыш. Мы нередко врезались в берег и запутывались в зарослях. Когда это происходило, из камышей взлетали птицы, задевая наши головы крыльями. Стыдно признаться, но я всякий раз их пугалась.

Ночь казалась бесконечной, но наконец мы оказались у места впадения этой маленькой речки в Баргузин. Трещал лед, в борта лодки били волны, и стояла абсолютная тьма. Мой сосед махнул рукой и сказал:

– Вон там город.

Я ничего не видела. Я просила своих спутников высадить меня на берег, как только мы окажемся в Баргузине. Сосед сказал:

– Нас от города отделяет полоска воды, и вам придется ее пересечь. Вероятно, она еще не замерзла.

– Не важно, – ответила я, – доберусь сама.

– Будьте осторожны, – сказал он. – Если начнете тонуть, кричите.

Я вышла на снег. Казалось, что весь мир растворился во тьме. Сперва я шла осторожно, затем смелее. Что-то трещало у меня под ногами. Через два или три шага мне в башмаки полилась вода. Я в страхе шагнула назад, едва шевеля замерзшими ногами. Осторожно двигаясь вперед, я почувствовала, что поднимаюсь на холм. Значит, вода осталась у меня за спиной – каким-то чудом я ее миновала. Я поплелась к дому. В окне горел свет! Шамарин уже вернулся. Он рассказал мне, что Иван едва не погиб по пути и что они с Тютчевым остались на ночь в трактире, чтобы согреться и обсохнуть. Всю ночь мне снилось, как у меня над головой проносятся стаи птиц.

Иван делал всю самую тяжелую работу на ферме. Шамарин плотничал, Тютчев – молодой орел, тоскующий в неволе, – топил печаль в вине. Я же работала по дому, готовила, шила и… ворчала. Мне казалось, что товарищам не хватает энергии и настойчивости для выполнения наших планов, и я все время придиралась к ним, хотя и знала, что наше предприятие нелегко осуществить. За нами постоянно следила полиция. Хотя наше трудолюбие, особенно в сельскохозяйственных работах, казалось, гарантировало, что мы собираемся осесть в Баргузине, хватало иного рода признаков, вызывавших у полиции подозрения. Они знали, что мы получили посылку с картой Сибири, телескопом и несколькими компасами. Однажды исправник в пьяном виде заявил, что все знает, но уверен, что наша затея невыполнима в краю, настолько удаленном от любых путей сообщения. На второй год его сменил некто Языков – человек робкий, но не испорченный. Пока он оставался в должности исправника, мы закончили подготовку к побегу.

Тютчев, деливший с нами все труды и заботы и героически игравший свою роль, в своих воспоминаниях весьма точно описал основные моменты нашей авантюры, и я позволю себе сослаться на него, чтобы не повторять то, что он так удачно рассказал. Он лучше меня помнит подробности наших приключений.

Из приведенных мной отрывков можно получить представление об общих условиях жизни баргузинских ссыльных и о нашей группе в частности. К тому, что рассказывает Тютчев, я могу лишь добавить, что он не упоминает, сколь часто ему приходилось рисковать жизнью во время опасных переправ через бурные горные реки и восхождений на высокие вершины с целью осмотреть вершины пониже и расселины между ними. Если читателю покажется, что наши рассказы не во всем совпадают, то напомню ему, что Тютчев писал свои воспоминания через тридцать, а я – через сорок лет после этих событий. Поэтому я не гарантирую точности до дня, но то, что происходило в течение месяца или года, воспроизвожу верно. Я рада, что не могу в подробностях вспомнить те переживания и горькое разочарование, которые испытывала летом 1881 г., особенно в тот день, когда рухнули все мои надежды вернуть себе свободу.

«В первый год нашего пребывания в Баргузине мы не смогли найти проводника. Тунгусы в том году не выходили из тайги, а обращаться за помощью к сибирякам мы не осмеливались и потому отложили свои планы. Как раз в то время появился Линев, и наша группа увеличилась до четырех человек. Для экспедиции из четырех человек и проводника требовалось не меньше четырех лошадей с седлами и вьюками. Кроме того, следовало запастись продовольствием по крайней мере на два месяца, оружием, подходящей одеждой и прочим. Было чрезвычайно трудно достать все это, не привлекая внимания местных жителей, так как мы не хотели, чтобы до властей дошли слухи. Баргузин – крохотный городок, и все, что здесь происходит, становится известно соседям.