В ответ мы только повторяли:

– Найдите нам проводника. Мы хорошо ему заплатим и снабдим его оружием, главное – найти его.

Он отказался это делать, сказав:

– Я не знаю никого достойного и опытного. Чтобы хорошо знать тайгу, надо регулярно в ней бывать. Тайга капризна, опасности налетают внезапно. Тот, кто побывал в ней однажды или дважды, не может считать, что узнал ее. Я знаю одного честного человека, который носил золото в Читу. Но сейчас от него не будет никакой пользы. Он забыл все тропы и собьется с пути.

С меня было довольно. Неужели у нас самих нет голов на плечах? Разве мы не можем исправлять ошибки проводника? У нас есть карта и компасы и будут деньги, оружие и провизия. Мы решили обратиться к этому человеку, который ходил в Читу, раз нам гарантируют его честность.

Мы немедленно начали собираться в путь, но выяснилось, что это легче задумать, чем сделать. Нужно было достать паспорта для всех нас. Выяснилось, что деньги и лошадей мы сможем добыть лишь при условии, что начнем заниматься сельским хозяйством. Время шло. Миновал целый год, в течение которого мы активно вели шифрованную переписку и втайне покупали оружие.

Тем временем Дмитрий Григорьевич Любовец женился на местной повивальной бабке, получил постоянное место учителя и тем самым лишился стимулов к побегу. Нас осталось только трое. И Шамарин, и Тютчев устали от жизни в Баргузине. Тютчев особенно томился без серьезной конспиративной работы, которой он занимался, когда был членом группы «троглодитов» в Петербурге, из которой вышел ряд виднейших деятелей движения «Народная воля».

Однажды летом 1880 г. в Баргузин прибыло около двадцати ссыльных. При появлении троек мы поспешили к полицейскому участку поздороваться с новичками и посоветовать им, где лучше поселиться. Я сказала им, что буду для всех готовить, пока они не найдут жилье. Среди них было лишь две женщины.

Среди мужчин был один, приговоренный к ссылке в Саратовскую губернию, но правительство в административном порядке изменило этот приговор на ссылку в отдаленный сибирский городок. Его звали Иван Логинович Линев. Это был очень интересный человек 42 лет от роду, бывший помещик из Костромской губернии.

Он учился в Горгорецком сельскохозяйственном институте, а потом посещал Петербургский университет. Сменить учебное заведение его уговорила мать, встревоженная буйным образом жизни детей помещиков, учившихся в институте. Она была умной, высокообразованной женщиной, которая хотела, чтобы ее сын стал действительно полезным членом общества. Иван испытывал к ней глубокое уважение и старался выполнять ее желания. Он проучился в университете около двух лет. Когда начались студенческие беспорядки конца шестидесятых – начала семидесятых годов, Линев был арестован и исключен из университета, после чего поступил в один из новосозданных либеральных институтов.

Тем временем ширилось хождение «в народ», и Линев следил за ним с большим интересом. Он сочувствовал нашей деятельности и понял, что единственный способ действительно узнать народ – идти в него и работать с ним. В России, где помещик и крестьянин принадлежали к различным классам с четко определенными границами, а прослойки между ними еще не существовало, сделать это было трудно.

Поэтому Иван решил поехать в Америку, трудиться там рабочим, а затем вернуться и учить других. Поскольку он не знал никаких ремесел, сперва ему пришлось заниматься тяжелым трудом. Он провел целый сезон чернорабочим на северных лесозаготовках и лесопилках.

После этого он стал рабочим на строительстве железной дороги под Чикаго; но среди рабочих росло недовольство, они забастовали, и Джона, как его звали в Америке, вышвырнули с работы вместе с многими тысячами других. Тщетно прождав несколько месяцев, он решил устроиться сам. Он продал свой лучший костюм, купил тележку, куртку и кепку, какие носят старьевщики, и в таком облачении ходил по чикагским улицам, останавливаясь под окнами и гудя в гудок, подобно другим старьевщикам. Но домохозяйки и слуги не обращали на него никакого внимания – выяснилось, что в каждом доме привыкли иметь дело с каким-то одним старьевщиком и не желают пользоваться услугами нового человека.

Когда это предприятие провалилось, Джон оказался перед угрозой голодной смерти. Он продал свою экипировку, получил рекомендательное письмо и отправился в Калифорнию, в Сан-Франциско. Сперва он не пользовался письмом, так как хотел всего добиться сам. После долгих поисков он получил место официанта. От него требовалось носить полные тарелки из кухни в зал, держа в каждой руке по три тарелки, и обслуживать посетителей быстро и вежливо. Блюда менялись, а ему нужно было помнить, что заказывал какой клиент. Сперва ему не удавалось это запомнить, и посетители выражали недовольство. Затем Джон уронил две тарелки и в смущении скрылся на кухне. В тот раз хозяин ничего ему не сказал, но, когда то же самое случилось на следующий день, вежливо заметил помещику-официанту, что тот распугает всех клиентов, не говоря о разбитой посуде и пропавшей еде, и посоветовал ему более скромную должность мойщика посуды на кухне, на которую Джон согласился.