Незримое облачко накрыло остальных: за неосторожным словечком "наши" все услышали - "нашей семьи". И Рублев тут же уловил это настроение, грозящее расколом.

– Конечно, мы стоим и будем стоять за наши деньги, - с иным оттенком повторил он, охватив этим словом всех присутствующих.
– Но главное, мы стояли и стоим за наш бизнес, который, несмотря ни на что, сохраняем. И потом...

Иван Васильевич хитренько улыбнулся:

– Мы имеем еще один козырь. У нас превосходный капитан, способный провести корабль через любые мели. Так, Александр Павлович?

Наступила минута решительного объяснения. И Керзон понял это. С сокрушенным видом он поднялся.

– Дорогой Иван Васильевич, я вернулся в банк по вашей просьбе. Надеюсь, претензий к моей работе нет. И уж во всяком случае никому столько не выпало, как мне за это последнее время. Пока видел смысл, работал. С бешеной перегрузкой за жалкие крохи. Но после отзыва лицензии смысла в этом больше не вижу. Не хочу запалиться окончательно, - он похлопал себя по жирной груди.
– У меня наконец есть семья. Мне не раз предлагали возглавить устойчивый банк без проблем - за совсем другие деньги. Потому прошу понять правильно и не осуждать. Без обид!

Неловко изобразив общий кивок, Керзон повернулся и, чуть вихляя своим несколько исхудавшим, но все еще объемистым банкирским задом пошел к выходу.

Стало ясно: он уже получил свежее предложение и - дал согласие.

Угнетенное молчание повисло в Зале заседаний.

Из приемной донесся женский голос и фальшиво-бодрая реплика Керзона.

В Зал заседаний на смену уволившемуся президенту вошла броско, а, по мнению Инны, вызывающе одетая женщина - журналистка Ирина Холина, которую здесь не видели почти три месяца. В дополнение к полупрозрачной блузке и юбке с разрезом до бедра лицо ее оказалось едва ли не полностью закрыто газовым шарфиком, из-под которого выглядывали лишь глаза, густо намазанный нос и ярко-пунцовые губы.

Присутствующие огорошенно замерли. Впрочем к чрезмерной экстравагантности Холиной привыкли и прикрытое шарфом лицо сочли деталью какой-нибудь новой эксклюзивной коллекции.

– Могу поприсутствовать?
– Ирина огляделась. Дерясин, Кичуй, Подлесный, даже грубиян Жукович, поймав ее взгляд, благожелательно кивнули. Лишь Лобанов, углубившийся вдруг в свои записи, даже не поднял головы.

Холина помрачнела.

– Присаживайтесь, Ирочка, - Рублев отодвинул кресло подле себя.
– Это я просил Ирину Семеновну подъехать, - пояснил он для остальных.

– А что Александр Павлович?
– Холина недоумевающе кивнула на дверь.
– Я встретила. Говорит, выставили из класса.

– Он сам себя выставил. Только что Керзон подал в отставку с поста президента банка.

Рублев тяжело вздохнул, непроизвольно привстал, оперся кулаками о стол и подался вперед, как с ним бывало в решительные минуты.

– Как все непросто-то. Жаль, конечно, терять Керзона. Но он поступил честно. Нельзя работать без веры в успех. А вот я верю!
– выкрикнул он.
– И не только в то, что вернем лицензию. А в то, что сумеем восстановить банк, каким он был раньше. Потому что иначе все бессмысленно. Не только в нас тут дело! Да что вам-то говорить? Мы стоим за вкладчиков. Сотни... сотни тысяч людей отказались переходить за копейки в сбербанк. Значит, верят. Это тоже наш потенциал! А кредиторы - юридические лица! В том числе крупнейшие мировые банки. - Не увлекайтесь, Иван Васильевич, - Холина, с изумлением вглядывавшаяся в страстного трибуна, урезонивающе покачала головой.
– Как только западники услышат об отзыве лицензии, могут отыграть назад. - Могут! Все и всё могут. Если мы сами веру утратим.

– Резонерство это, - процедил Денис.

– Что ж, каждый волен судить по себе, - Рублев насупился, так что нижняя губа по обыкновению наползла на верхнюю.
– Никто не обязан вкалывать без веры. Тех, кто останется, ждет трудная работа, без гарантий успеха и адекватного вознаграждения. Потому прошу каждого определиться здесь и сейчас. Начнем по кругу. Давай ты, Андрюша.

Дерясин вздрогнул.

– Я не знаю, - пробормотал он.

– Заткнись!
– крикнул через стол Кичуй.
– Иван Васильевич, да шутит он!

– Но я, правда, как бы не знаю, - Дерясин заметил презрительный взгляд, брошенный Инной, поежился.
– Как же дальше без Палыча? Его знают, с ним считаются. Да и правда ведь: что ни говори, но лицензию отобрали. А без нее вся наша аналитика пролетает, как фанера над Парижем.

– Заткнись, говорю!
– потребовал Кичуй.
– Мелешь, не знаешь что! Иван Васильевич, запишите: будет работать как миленький или я его самолично придушу. Тоже дезертир выискался!

– Ну, разберетесь меж собой, - буркнул Рублев.
– Что Вы, Вячеслав Иванович?

– Работаем, - коротко, в своей манере отреагировал Подлесный.

– Работничек ножа и топора, - не удержался Жукович. И - без паузы обиделся.
– Чего на меня-то зыркаете? Мое дело холдинг восстанавливать да продавать по частям, чем и занимаюсь.

Теперь все взгляды сами собой сошлись на Денисе Лобанове.

– Что скажешь, Дэнни?
– подтолкнул того локтем Дерясин. Андрей все колебался. И каждая новая позиция качала его то вправо, то влево. Он искал опоры взамен ушедшего Керзона. И такой опорой мог стать Лобанов, - человек, в надежности и изворотливости которого он успел убедиться.