Шрифт:
Это обращение ударило по английской простонародной массе мощнее, чем любая «ковровая» бомбардировка. Рядовой англичанин привык быть законопослушным, но внутри него всегда сидел — пусть и давно облепленный пивной пеной — Робин Гуд, который не терпел неправедно богатых. Пену смахнул ветер с континента, однако Робин не натягивал свой лук, потому что вдруг увидел — он защищает не «старую добрую Англию», а привилегии банкиров, бизнесменов и лендлордов.
Английские расстояния — даже не польские… От Дувра до Лондона — сотня километров, а каких-либо оборонительных линий на пути к Лондону не было. Добившись полного превосходства в зоне переправы, немцы наращивали свои силы на Острове, но к активным действиям не стремились, просто занимая территорию. Они продвигались к Лондону и растекались вширь, соблюдая максимальную корректность по отношению к гражданскому населению.
За Лондоном было высажено несколько смешанных германо-советских воздушных десантов, и паника в «золотом» Лондоне началась неимоверная. Кабинет заседал непрерывно, а по столице уже прокатывались массовые демонстрации. Подавлять их не брался никто, а требования плакатов и ораторов были просты: «Кабинет войны — в отставку! Да — кабинету мира!»
Черчилль был в шоке. Он понимал, что надо уходить, и не верил, что уходить придется уже в ближайшие, очевидно, часы. В это не верилось — ведь за ним, за сэром Уинстоном, стояли такие могущественные силы! Соединённые Штаты почти три года гнали и гнали вооружения в Англию и насыщали ее оружием в предвидении того часа, когда вслед за своим оружием придут в Европу сами. Всё должно было быть так, как это произошло в 1918 году, когда янки пришли в Старый Свет как вершители судеб, как кредиторы к должнику, как новые хозяева в свое новое поместье.
Они должны были прийти сюда так же и во второй раз…
А теперь?
Черчилль был в шоке. Он вспомнил ту, Первую войну, которую так хорошо провели они вместе с Вильсоном, с Барухом, с сэром Бэзилом Захаровым и Детердингом, с Чемберленом и Бальфуром, с Ротшильдами, Рокфеллерами, Морганами, Дюпонами, Гарриманами, с… Да что там считать?! Много было их, сделавших выгодный бизнес вначале на крови Европы, а потом — на её поте и слезах.
Тогда Версальский мир, подписанный на Парижской конференции 1919 года, скрутил немцев в бараний рог. В августе 1924 года на Лондонской конференции было решено доить Германию по плану Дауэса. Тогдашний вице-президент СИТА Чарльз Гейтс Дауэс, основатель крупнейшего чикагского банка «Центральный Трест Иллинойса», был связан как с группой Моргана, так и с остальными сильными мира сего и вскоре стал символом гегемонии янки в Европе.
Безудержно наглый, не сдерживаемый никакими моральными соображениями, Дауэс в Первую мировую войну в чине генерала организовывал военные поставки в Европу вместе с Барухом и близко познакомился тогда с сэром Уинстоном. Затем, великолепно разбираясь в положении послевоенной Европы, Дауэс занялся планомерной организацией проникновения американского капитала во все важнейшие страны Европы, в особенности в Германию и Францию.
Англия, впрочем, тоже им забыта не была, как и сами Соединённые Штаты. В 1932 году, в президентство Гувера, Дауэс возглавил государственную Реконструктивную финансовую корпорацию — РФК. Она предоставляла промышленникам и банкам правительственные займы. Вскоре Дауэс ушёл из РФК, но его банк в Иллинойсе получил заём в 90 миллионов долларов, хотя все его активы не превышали 95 миллионов.
Даже многотерпеливый и покладистый — если речь идет о банкирах — конгресс США захотел тогда разобраться в фокусах Дауэса и ему подобных. И в том же 1932 году — для Америки уже кризисном — сенатская комиссия по делам банков решила выяснить, как именно владыки мира правили миром… Позднее американский буржуазный публицист профессор Селигмен написал об этом так:
«Генеральный советник комиссии Фердинанд Пекора занес в ее протоколы печальную весть о продажности бизнеса… Признания, которые он вырвал у людей, правивших Америкой, издавали „совершенно невыносимое зловоние“. В манипуляциях на рынке ценных бумаг, в пулах, в жульнических спекуляциях на биржевых курсах… оказались замешанными члены правительства, послы, генералы, президенты колледжей, профессора и даже бывший президент Соединённых Штатов. Элита Америки предавалась неописуемому обжорству за общим пиршественным столом. Страна была вотчиной богачей, и теперь их пригвоздили к позорному столбу…»
Конечно, профессор выдавал желаемое за действительное — какие там «позорные столбы»! Летом 1932 года ветераны войны двинулись в поход на Вашингтон, требуя повышения пенсий. И генерал Дуглас Макартур с помощью генерала Джорджа Паттона и майора Дуайта Эйзенхауэра разметал их колонны и вышвырнул ветеранов и калек из их жалких лачуг.
Прошло десять лет.
Макартур, которого теперь самого вышвырнули с Филиппин японцы, в мае 1942 года был назначен Верховным Главнокомандующим в Юго-Западной части Тихого океана и сидел со своим штабом в австралийском Брисбене.
Паттон и Эйзенхауэр поменялись местами — подтянутый генерал Эйзенхауэр стал начальником генерала Паттона и готовился получить пост командующего войсками США в Европе, хотя никаких войск там у него не было.
Итак, вместо позорного столба палачи американского народа получали новые звезды на генеральские бейсболки и новые звёзды на грудь. В карманы же укладывались не звёзды с неба, а наличные — как плата за верную службу той Золотой Элите, которая «предавалась неописуемому обжорству за общим пиршественным столом».
И теперь эта элита была, как и Черчилль, в шоке. Рушилось если не всё, то — многое. В марте 1941 года Сталин говорил Мацуоке, что европейские проблемы решатся естественным путём, если Япония и Советский Союз будут сотрудничать, а Мацуока в ответ уточнял, что не только европейские, но и азиатские. И Сталин соглашался, что в этом случае будет обустроен весь мир.
Теперь в мире вместе сотрудничали Россия, Германия, Италия и Япония. И мир должен был обустроиться как-то по-новому… Его контуры были ещё очень зыбки, его перспективы были ещё очень ненадёжны, но уже было ясно, что это должен быть мир без войн.