Хотите, например, узнать, сколько дней прошло от начала французской буржуазной революции — 14 июля 1789 года, когда восставший народ захватил крепость Бастилию, до 7 ноября 1917 года — всемирно-исторической даты Великого Октября? Последняя дата — это день № 2 421 540, а взятие Бастилии — день № 2 374 674. Значит, между этими двумя событиями прошло 46 866 дней.

И еще один пример. У нас после революции средняя продолжительность человеческой жизни увеличилась больше чем вдвое и достигла шестидесяти девяти лет. Несомненно, что советские люди будут жить дольше — заботам об этом посвящен специальный раздел новой Программы нашей партии.

Но пока все же в среднем наша жизнь продолжается только 25 200 дней. Будем считать, что первые семнадцать-восемнадцать лет уходят на подготовку к трудовой деятельности, а из остальных пятидесяти одного года целую треть (семнадцать лет!) похищает сон. Что же остается для полноценной жизни? Всего только… 12 418 дней. Прошел один из них и никогда не вернется. Как же не дорожить каждым днем, каждым часом быстротекущей жизни?!.

Но вернемся к Скалигеру. Он был противником григорианского календаря и свое счисление времени назвал «юлианским» не только потому, что счет дней ведется по юлианскому календарю: после 4 октября 1582 года дни стали нумеровать также и по григорианскому календарю. В названии новой хронологической системы Скалигер пожелал увековечить имя своего отца — врача, философа, писателя. Этого даровитого и разносторонне образованного человека, родом из Италии, звали по занятной случайности Жюль-Сезар, то есть Юлий Цезарь.

Для измерения больших периодов времени и установления точных дат историки и астрономы нередко пользуются «юлианскими днями» (Ю. Д.). Скалигер предложил эту систему вскоре после реформы календаря, в 1583 году. К концу XVI века католическая церковь уже начала понимать зловещую для религии суть революционного учения Коперника, и это привело к новым трагедиям.

Через пять лет после смерти Коперника, в 1548 году, родился Джордано Бруно. Еще в начальной школе он читал запрещенные книги, посещал лекции и диспуты ученых, а с пятнадцати лет поступил в доминиканский монастырь, но схоластика, богословская «наука» породила у юноши отвращение. К счастью, в библиотеке он нашел книги отнюдь не божественного содержания и с жадностью поглощал их по ночам тайком от суровых надзирателей.

В 1572 году Бруно получил сан священника и мог наконец покинуть душеспасительный монашеский «университет», больше похожий на тюрьму. Он решил посвятить свою жизнь истинной науке, но по доносу был привлечен к суду за то, что выкинул из своей комнаты образы всех святых. Опасаясь новых доносов, Джордано в 1576 году покинул Италию и навсегда расстался с ненавистной рясой богослужителя.

С тех пор начались долгие годы его странствий по Франции, Англии, Германии, Чехии. И всюду, где бы ни приходилось бывать Бруно, он страстно пропагандировал Коперниково учение, обогащая его своими головокружительно смелыми идеями.

Обаятельный, с вдохновенно горящими глазами, ученый обладал покоряющим даром убеждения. Восторженно внимала ему молодежь, но тем большую злобу и негодование вызывал он у церковных «профессоров», одряхлевших над бесплодными премудростями схоластики. Они ненавидели смелого провозвестника новых истин, ненавидели и втайне боялись.

Как дерзает он проповедовать, что Вселенная безгранична и никем не была создана, а существует вечно? Кто разрешил ему утверждать, что звезды такие же солнца, как наше, со своими планетами, на которых живут разумные существа, подобные людям!

Разве не сказано ясно в Библии: все люди произошли от Адама? Когда же переселились они с Земли на чужие планеты? Этот безбожник восстает даже против евангелия, против самого Христа, искупившего грехи человечества: ведь если во Вселенной множество обитаемых миров, то и христов было столько же. Или, может быть, Бруно в кощунственной дерзости своей полагает, что на каждую из бесчисленных планет Христос являлся по очереди как случайный гастролер?

Мало того что этот «посланец дьявола» выступает на диспутах, сокрушая своих противников неумолимой логикой и блистательным остроумием, он еще осмеливается печатать свои богопротивные книги не на латинском, а на простом, разговорном языке, доступном для всех грамотных. Множится число его сторонников, а страшнее всего, что он соблазняет молодые души, совращает их на пагубную стезю неверия в священное писание…

Гениальный ученый, на века опередивший свое время, не довольствовался научными лекциями, диспутами, книгами, он сурово осуждал лихоимство и разврат духовенства, он настаивал, чтобы у монастырей были отняты их доходы. Только этого не хватало — дальше мириться с опасной ересью — значит потакать ей.

Гонимый как еретик, Джордано в поисках убежища скитался из города в город, из одной страны в другую, но не отступал, а все острее оттачивал свое оружие против религии и церкви.

В 1591 году он по приглашению знатного венецианца Мочениго стал обучать его философии, но, когда захотел уехать, «ученик» не отпустил его, насильно запер и донес на своего учителя инквизиторам. Майской ночью 1592 года Бруно был арестован, а через полтора года по настоянию папы из венецианской тюрьмы перевезен в Рим.

Инквизиторы не постеснялись бы сразу расправиться с еретиком, но казнить его никогда не поздно. Не лучше ли сначала заставить непреклонного коперниканца раскаяться, признать ложным опасное для церкви учение?

Восемь лет венецианские и римские палачи терзали свою жертву в застенках, но ни льстивые уговоры и обещания, ни угрозы и мучительные пытки не сломили железной воли и геройского мужества Джордано.

На последнем заседании суда он заявил, что не может и не хочет отречься, что ему не от чего отрекаться. Передавая еретика светской власти, инквизиторы с подлым лицемерием просили о милостивом наказании. Джордано знал, что это значит, и с горькой улыбкой сказал судьям: «Вынося мне приговор, вы дрожите от страха больше, чем я, идущий на костер!»