Шрифт:
– Как ты?
– жалобно спрашивает Рюсин. Тэнри смотрит на распростертое тело Агатами, и Рюсину становится стыдно. Мучительно стыдно. Уши и щеки начинают гореть, пылать. Во рту пересыхает. Как будто именно он, Рюсин, сделал все это с Агатами. Он до сих пор сжимает, мнет в руках платье.
– Дай мне, - повторяет Тэнри, и Рюсин безропотно отдает ему вещь.
– Занимайся своим делом.
Тэнри прав. Тысячу раз прав. У каждого из них свое дело, своя задача. У Тэнри - командовать, сражаться и спасать. У него, Рюсина, - сражаться и спасать. У Агатами - быть спасенной. Во имя Никки-химэ! Во имя Принцессы! Комната начинает сжиматься, как воздушный шар из которого выпускают воздух.
Каждая вещь приобретает почти невозможную четкость, каждая вещь начинает звучать и пахнуть. У всего в мире есть своя мелодия, симфония звуков, красок, запахов, ощущений, нужно только уметь ее видеть, видеть не глазами, конечно, а чем-то иным... Может быть, сердцем?
Весь мир сплетен из света и тени, из анимы и техиру. Кто-то разбил глиняный кувшин, и теперь мертвые осколки перемешались с истинным светом творения. Сквозь тьму видны блестки света, они потрясающе красивы, хочется напрячься, оттолкнуться от бескрайнего, необозримого поля, усеянного мертвыми телами, и лететь туда, в другие пространства, к более теплым и счастливым мирам.
Где же вы, Тэнри и Агатами?
Мы здесь, мы здесь!
Тогда вперед! Прочь отсюда! Никки-химэ ждет нас!
26
Было темно и холодно. И еще больно. Очень больно.
– Я умираю?
– спросила Сэцуке
Над ней кто-то склонился. Девочка почувствовала теплое дыхание на своем лице.
– Я умираю?
– Да, Сэцуке, ты снова умираешь...
Снова? Почему - снова?
– Мне не удалось защитить тебя, - грустный голос.
– Я не хочу больше умирать, - сказала Сэцуке.
– Сколько раз это уже происходило?
– Два раза, - чужое дыхание почти обжигало холодеющие щеки.
– Зачем? Зачем?
– Ты очень важна для всех нас, Сэцуке.
– Значит я снова буду... снова буду живой?
– Да. То, что произошло, окажется лишь сном... наваждением... забытым воспоминанием...
– И никто о нем не будет знать?
– Да, Сэцуке, никто не будет знать, не будет помнить. Мы вырвем эту страницу из книги бытия...
– Я не хочу больше умирать...
– Ты не будешь... Я обещаю.
– Кто ты?
Темнота.
– Ты слышишь меня?
– Да, я слышу тебя.
– Здесь очень темно... я не люблю темноты... пусть будет свет...
– Я сделаю все так, как ты хочешь, Сэцуке. Да будет свет!
И стал свет.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СЭЦУКЕ
1
Сэцуке проснулась. Теплый свет давно щекотал лицо, но ей не хотелось открывать глаза, выныривать из обжитых вод минувших снов, неразборчивых, смутных, как промокшие под дождем рисунки, но притягательных своей загадочностью и недосказанностью. Щекочущие паутинки утра отвлекают от мыслей о прошедшей ночи, словно ревнуют Сэцуке к Черной Луне - властительнице ночи и повелительнице снов.
Вставай, Сэцуке, вставай, пора браться за дела! Разве у нее есть какие-то дела?
– удивляется Сэцуке. Хитрый свет! Свет - обманщик! У Сэцуке не может быть никаких дел! Единственное ее дело - лежать под одеялом и смотреть в потолок.
Ха, вот я и открыла глаза, удивляется Сэцуке.
В дверь стучат.
– Сэцуке, пора вставать!
Папа. Теперь она живет с папой. Хотя, почему - теперь? Странная мысль. И... и почему-то пугающая. Как будто жить с папой - опасное занятие для нее. Разве они не жили все время вдвоем? Хм... А где тогда мама?
Сэцуке отбрасывает одеяло и садиться. Деревянный пол холодит ступни ног. Где-то есть тапочки, но искать пока не хочется. Хочется спокойно посидеть, обняв ноги и положив подбородок на колени. Сидеть и смотреть на полки с расставленными книжками, игрушками и множеством другой ерунды. Творческий беспорядок. Вот как это называет папа. Творческий беспорядок.
Снова стук.
– Я встала, папа!
– Очень хорошо.
Хорошо. Любимое папино слово. А еще - "посмотрим". Папа, купи мне игрушку! Посмотрим. Папа, а можно мне... Посмотрим. Веское, строгое и, на первый взгляд, какое-то необязательное слово. Точнее - в иных устах оно было бы необязательным, но только не в папиных. Вот если бы она, Сэцуке, переняла его привычку впопад и невпопад говорить "посмотрим", то это бы точно выглядело верхом необязательности! Зато у папы каждое "посмотрим" - замена слова "да". Или "нет". В зависимости от обстоятельств и меры глупости просьб Сэцуке.
Сэцуке внезапно замерзла. Утро как всегда обмануло. В нем не было тепла, лишь морозное дыхание глубокой осени. Девочка вскочила, обхватила себя за плечи и на одной ноге поскакала по комнате. Где же тапки? Где эти маленькие розовые уродцы с крохотными ушками и смешными пятачками? Куда она вчера их закинула?
И вдруг - вновь что-то схватило, сжало сердце - стылая рука страха, ужаса перед чем-то неведомым, непонятным, что скрывается внутри даже самой обыкновенной вещи. Нога подламывается, и Сэцуке со всего маху падает на пол. Не больно, но ужасно громка. Как коробка, набитая стеклянными игрушками.