Шрифт:
– Ненавижу... ненавижу...
– заведенной куклой повторяет Агатами.
– Я не помню ингредиента ненависти, - зловеще усмехается Бессердечный Принц.
– Ничего подобного я не добавлял в красную глину. Или это Никки-химэ? Воспользовалась моей доверчивостью? Я отвернулся, а она что-то подсыпала в замес плоти?
Принц берет Агатами за руку, и они оказываются около золотого моря. Нет боли, нет крови, нет грязи. Агатами чиста, она благоухает. Тяжелые волны золота накатывают на берег и медленно сползают обратно с ослепительно белой подложки песка. Тепло ласкает голую кожу, ветерок шевелит волосы. Агатами шагает навстречу новой волне, но Итиро предостерегающе удерживает ее. Кладет руки ей на плечи и прижимает к себе:
– Тебе еще рано возвращаться туда, Агатами.
– Что это?
– спрашивает девочка.
– Анима, - шепчет Итиро ей на ухо, словно кто-то может услышать его тайну.
– Душа и свет мира. Первичный полиаллой. Субстанция творения. Какое имя тебе по душе?
Золотое море притягивает, завораживает. Но что-то в нем есть тревожное, пугающее, отталкивающее, кажется будто кто-то бесстыдно смотрит на Агатами, изучает ее. Знобящий пристальный взгляд.
– Ты тоже чувствуешь?
– шепчет ей Принц.
– Да, - говорит Агатами и крепче прижимается к нему.
– Так где же твоя ненависть, девочка?
Агатами высвобождается от объятий. Странно, но никакого стыда она не испытывает. Садится на белый песок, такой мелкий, что кажется сотканным из мириад шелковых нитей. Достаточно набрать горсть, чтобы почувствовать, как они мягко скользят по ладони. Кое-где в песке притаились чудесные морские раковины, отлитые в мельчайших подробностях из червонного золота. Агатами с трудом поднимает одну.
– Приставь ее к уху, - советует Итиро. Он продолжает стоять - высокий, стройный, облаченный в белоснежные одежды, с белоснежными длинными волосами, заплетенными в тугую косичку.
– Зачем?
– удивляется Агатами.
Итиро искренне смеется.
– Бедное дитя, рожденное вдали от моря! Ты не застала времена, когда океан властвовал в мире! Если ты прислушаешься, то сможешь услышать шум волн, заключенных в раковине.
Агатами слушает.
– Там, внутри, тоже море?
– Нет, только память, память о море.
– Наверное, мир был красив?
– робко спрашивает Агатами.
– Да, мир был красив.
– Почему же он умирает? Разве может красота умереть?
Итиро улыбается.
– Только красота и умеет умирать, Агатами. Только любящее сердце умеет искренне ненавидеть.
Агатами опускается на песок, вытягивается, нежится на самом мягком ложе.
– Я не хочу отсюда уходить.
– Но ведь ты все еще жива, - замечает Принц.
– Я хочу остаться здесь навсегда. У моря, на берегу.
– Это невозможно, - говорит Принц.
– Разве для бога есть что-то невозможное?
Агатами разбрасывает руки, набирает песок и ссыпает его себе на живот. Теплая, нежная ласка.
– Мир вновь возродится, Агатами, - говорит Принц.
– Он будет другим, иным. Он будет проще, но надежнее. Он будет жить особой, механической жизнью.
Агатами вновь садится и смотрит на раковину, которая уже не отливает червонным золотом, а тускло блестит стальными завитками. В боку ее торчит крохотный ключик, и Агатами поворачивает его. Несколько оборотов. Вполне достаточно, чтобы механическое создание ожило. Раздвинулись крохотные чешуйки, и изнутри выпятилось нечто сплетенное из множества проводов с нанизанными железными шариками, в которых отразились изумленные глаза Агатами. Она выпустила механическое создание из рук, и оно с глухим безжизненным стуком упало на песок.
Итиро наклонился и поднял новое творение.
– Оно не такое сложное, как жизнь, но оно совершеннее жизни, потому что предсказуемо. Оно подчиняется законам и точно следует их предписаниям. В нем нет ничего загадочного, ничего иного. Оно не признает вероятностей, оно лишено эмоций. Мир будет прост и понятен, Агатами.
– Нет...
– Мир будет прост и понятен, Агатами, но чтобы сделать последний шаг, мне нужна ты. Адам Кадмон сотворил внутри тебя ненависть, он рассчитывал на мою смерть, забыв о том, что творцы не умеют умирать.
– Нет...
– Тебе дан великий дар, Агатами, и я хочу использовать его во благо.
– Нет...
– Но этот дар не способна нести беззащитная девочка по имени Агатами, поэтому мне придется дать тебе другое имя.
– Нет...
Берег исчез, и боль вернулась в истерзанное тело. Итиро смотрит на распятое дитя, на торчащую из живота иглу, на ввинченные в ладони и ступни болты.
Он наклоняется к уху Агатами и шепчет ей великую тайну, которая ужаснее самой жуткой казни.
12