Сейчас «Одиночка», оценив обстановку, осторожно вела машину к поверженному противнику, опрокинувшемуся в узкий проход между второй стеной Рубежа и многотонной каменной глыбой.

За границами минного поля из леса показалась цепь поднявшихся в атаку боевых дройдов.

Чудовищной силы взрыв грянул внезапно.

«Фалангер», преследуя машину Таманцева, только вошел в узкий проход тоннеля, когда одиночный ракетный запуск подорвал заранее установленный заряд.

Последнего из уцелевших «Хоплитов» противника, собиравшегося добить машину Файзулло, опрокинуло ударной волной, огромная глыба камня врезалась в ступоход, ломая правые активаторы, «Фалангер», попавший в ловушку, также опрокинулся и вспыхнул. Секундой позже внутри тяжелой серв-машины начали рваться снаряды, несколько ракет ушли в самопроизвольный запуск, наискось перечеркнув сумеречные небеса огненными факелами реактивных двигателей. Взрывы на этом не закончились – еще один «Хоплит» разнесло на части внутренним взрывом, а по оставшейся серв-машине с укреплений внутренней стены Рубежа вдруг заработали тактические ракетные комплексы – ганианские воины в бронескафандрах дождались наконец своего мига, добивая две машины противника, которые, несмотря на множественные повреждения, представляли немалую опасность: перейдя на резервные подсистемы, оба «Хоплита» могли продолжить бой, хотя бы в качестве стационарных огневых точек.

Такого шанса им не представилось – шквал тактических ракет дожег броню, окончательно превратив грозные машины в неподвижные искореженные груды металла.

Лаймел, пошатываясь, подошел к гребню внутренней стены и взглянул вниз.

Произошедшие на глазах события не укладывались в рассудке.

Две с половиной минуты…

Ровно столько длилась схватка серв-машин, окончательно превратившая внешнюю стену Рубежа в бесформенное нагромождение уродливых каменных глыб.

Укрепления, простоявшие миллионы лет, были разрушены. Таманцев и Файзулло погибли, закрыв собой обитателей города, изнывающих сейчас от ужаса в своих лишенных энергии особняках.

Радость победы не приходила. На зубах скрипела каменная пыль, в душе царили чернота и горечь.

По флангам тем временем засверкали вспышки взрывов сенсорных мин, взъярилась, перекатываясь неравномерными звуками, перестрелка: ганианцы вступили в бой со штурмовыми сервами, а на границе леса в отсветах пламени, все еще бушевавшего на обломках передовых укреплений, появились фигуры резво перебегающих от воронки к воронке пехотных дройдов.

Чья-то рука легла на плечо Лаймела, он повернулся и увидел, что за спиной стоят Флора и Райбен.

– В чем дело? – хрипло спросил он.

– Лаймел, нужно атаковать, – голос Флоры стыл ледяными нотками.

– Ты в своем уме? Там больше сотни машин.

– Лаймел, мы должны атаковать.

– Да чего ради, объясни?! Мы и в укреплениях продержимся недолго, а атака – чистое самоубийство!

– Иван жив. Он ранен и замурован в обломках машины.

– Ты уверена?

– Я чувствую его.

Слова Флоры полоснули, как ножом по сердцу. Ивана надо выручать, но… сколько же еще воинов погибнет при контратаке?

– Не терзай себя, – голос Райбена прозвучал сухо. – Поддержите нас огнем. Крупнокалиберные установки ведь уцелели, верно?

– Да. Иван правильно указал, где их следует расположить.

– Вот и хорошо, – слова Райбена таили в себе нотки зловещей мягкости. – Я поговорил с воинами. В атаку пойдут метаморфы. У нас больше шансов в схватке. Поддержите огнем, прижмите их на подступах к… – он запнулся, – к руинам, а дальше мы все сделаем сами.

– Сколько воинов пойдет?

– Тридцать два метаморфа. Они согласились добровольно. Я ни на кого не давил.

– А воины Ганио?

– Они идут выручать своего командира, хотя неизвестно, жив ли он. Потом, как сказал их старший, они разделятся на группы и ударят в тыл штурмовым сервам. Так что с андроидами нам в любом случае придется справляться самим.

– Хорошо, Райбен. Времени на споры нет. – Лаймел вдруг почувствовал, что еще не все потеряно, не потому, что он лично оставался среди укреплений, решимость метаморфов словно открыла второе дыхание, влила частицу уверенности и силы.

«Мы защищаем свой дом, свою жизнь…»

Он отдал в коммуникатор несколько четких приказов и повернулся.

– Я пойду с вами.

– Это ни к чему.

– Флора, я не спрашиваю, можно ли мне пойти. Я иду с вами.

Полночь…

Притихший, дрожащий, истекающий горестными мыслями город.

Полыхающий лес, истерзанная разрывами пустошь, руины передовых укреплений Рубежа, освещенные заревом лесного пожара и очагами все еще горящей жидкости, пролившейся из взорванных емкостей, питавших огнеметы…

Тьма прячется между каменными глыбами.

Флора, вместе с Райбеном и Лаймелом пробиравшаяся через завалы, вдруг остановилась.

Тьма и огонь. Горячее пульсирующее тепло за спиной и холод смертельной неизвестности впереди.

Картина, выхваченная взглядом, и внутренние ощущения внезапно соткали пространство души. Не конкретной, а абстрактной. Не принадлежащей никому, обобщенной, но понятной каждому: в нас так же ведут борьбу свет и тьма, горячими кострами пламенеют порывы и страсти, далекими маяками сияют цели… Но часто ли поднимается над контрастным пейзажем наших душ немеркнущее, теплое сияние настоящей любви, исчезает ли тьма, или путь от костра к костру, от желания к желанию так и лежит для многих через тьму, холод дрожи?