Шрифт:
К виконту вернулось присущее ему самообладание. После ухода художника, в глазах которого блеснул луч надежды, он приподнял голову девушки.
— Зачем,— тихо сказал он,— зачем искала ты смерти? Неужели не думала о том, что вместе с тобой умру и я? Дженни, Дженни, ты будешь жить, и отныне никто и ничто не разлучит нас!
И, склонившись над несчастной, он поцеловал ее. Этот поцелуй был его немой клятвой.
Сдержит ли ее Сперо?
Гонтран вернулся со шкатулкой в руке:
Виконт открыл ее и достал хирургический зонд.
— У меня не дрожит рука? — спросил он у художника, протягивая ему руку.
— Нет,— ответил Гонтран.
Виконт прозондировал рану.
Эта группа была достойна кисти художника. Дженни казалась спящей, и после поцелуя виконта ее бледное лицо как бы озарилось улыбкой.
— Гонтран,— сказал Сперо,— пуля, к счастью, проникла неглубоко, я нашел ее.
Затем он достал из шкатулки пинцет. Через минуту виконт подал Гонтрану пулю, сказав:
— Спасена!
8. Тайна Дженни
Ансельмо, как безумный, выбежал из дома. Слезы градом текли по лицу старика. После бесплодных поисков, дойдя до набережной Сены, он сел на камень и судорожно зарыдал.
Какая страшная тайна связывала бывшего каторжника и эту обворожительную девушку?
Пятнадцать лет тому назад каторжник Ансельмо в одном из домов местечка Боссюэ, между Тулоном и Марселем, присутствовал при ужасной сцене. Сын вонзил кинжал в грудь родной матери и завладел драгоценностями в шкатулке.
Ансельмо был негодяй, но и он содрогнулся при виде этого неслыханного злодеяния и отказался от своей доли добычи…
— Уходи или я убью тебя,— крикнул он своему бывшему товарищу по каторге.
Убийца бежал, захватив похищенные деньги. Читатель помнит, как он достиг берега и как его выбросило бурей на остров Монте-Кристо.
Ансельмо же, оставшись один, склонился над трупом госпожи Данглар. Вдруг он вздрогнул.
«А если она не умерла? — мелькнуло у него в голове.— Как быть? Позвать на помощь? Но тогда его сочтут убийцей, не поверят оправданиям и пошлют на эшафот!»
Раздались чьи-то шаги. Ансельмо вскочил на подоконник открытого окна, уцепился за ветви дерева и по ним спустился на землю. Он был спасен.
После долгого утомительного перехода и больших лишений Ансельмо удалось достигнуть границы, и спустя месяц он пробрался в Германию.
В течение десяти лет, честно трудясь, он тихо и скромно жил в Мюнхене. Но потом затосковал по родине, вернулся во Францию и поселился в Лионе.
Раз Ансельмо поздно вечером гулял по набережной Сены. Весь день шел густой снег, было довольно холодно, и он уже хотел вернуться домой, как вдруг на другой стороне улицы раздались крики. Слышались пьяные голоса, брань — очевидно, происходила ссора. Ансельмо, понятно, всегда старался избегать скандалов. Так же он хотел поступить и на этот раз. Ссора перешла в драку, били какую-то женщину.
— Негодяи! — кричала она.— Пустите меня! Мое дитя, дочь моя… Я не хочу… Помогите!
Бывший каторжник остановился, сердце его как-то болезненно сжалось, и он бросился на ту сторону улицы. Там какая-то женщина отбивалась от трех пьяниц, защищая скромно одетую девочку лет двенадцати.
— Да полно тебе ломаться, Зильда,— кричал осипшим голосом один из пьянчуг.— Гуляла ты с нами частенько, дай же и дочке с нами покутить…
— Поди-ка сюда, милочка, мы тебя научим уму-разуму.
Девочка отбивалась молча, не произнося ни слова. Один из негодяев поднял ее -на руки. Бывшая у нее в руках картонка упала на землю, раскрылась, и тюль и кружева рассыпались по снегу. Девочка глухо стонала и изо всех сил боролась со схватившим ее пьяницей. В этот момент она увидела Ансельмо и крикнула:
— Помогите!
Ансельмо одним ударом кулака сшиб с ног мерзавца, а затем расправился и с его товарищами.
— Будет с вас,— сказал он.— Другой раз поостережетесь.
— О, благодарю вас, сударь,— прошептала девочка, целуя руку своего избавителя.
Что-то дрогнуло в душе бывшего каторжника.
— Но моя мама… смотрите… Боже мой, она умирает!
Мать девочки без чувств лежала на снегу.
— Я помогу вам донести ее до дома. Где вы живете? — спокойно спросил Ансельмо.
При этом столь обыкновенном вопросе девочка вздрогнула.
— Там… на улице Траншефуан… я вас доведу…
— Так идем.
Ансельмо взял женщину на руки и понес ее. Они дошли до квартала, который пользовался весьма сомнительной репутацией, и углубились в узкий и мрачный переулок.