Ничего не сказал Калластэн. Только улыбнулся и грустно покачал головой.

Тидрек Хильдарсон тяжело вздохнул — и отвернулся. А Калластэн вновь заиграл.

Не хотел Тидрек показывать Поющее Озеро любимой, но она настояла.

Они были втроём на сей раз: Калластэн вплетал голос арфы в извечное пение тёмных вод. Звуки дробились, рассыпались и сливались воедино, точно хор невидимых певцов носился под потолком, и эхо многократно усиливало призрачные голоса. Тиримо стояла, зачарованная, держа Тидрека за руку. Тот же недовольно хмурился, почти не слыша дивной музыки.

Сегодня утром человек Народа Холмов, странник в зелёном плаще, был у Тидрека. Он заказал подарок для учителя. А так как его учитель был лесной колдун, друид, то подарком мог стать исключительно серп. Причём с железным, хорошо заточенным лезвием, с вьющимся тонким узором червонного золота (странник показал, какой именно узор нужен). Рукоять — из жёлтого золота, с малахитом в хьяльте, ничего сложного тут нет. Потому дело поручили Тидреку. Сроку — неделя. Ровно столько ученик друида намеревался пробыть в Хрингхольме.

Тидрека беспокоил серп. Изогнутое лезвие сделать куда сложнее, чем прямое, и его сложнее точить. Секира не вызвала бы затруднений, как и тяжелый скольм, но серп — это орудие, которое дверги ковали редко. Коса — куда еще ни шло, люди долин косят траву на зиму козам и овцам. Но овёс и ячмень не растут в суровых долинах.

Словом, мастер был обеспокоен и угрюм. Потому не сразу и заметил зловещую дрожь, пробравшую поток мелодии. Тиримо тихонько вскрикнула и прижалась к нему, и даже Калластэн прекратил играть.

— Привет. Не помешаю?

Голос был человеческим.

Но вовсе не человечным!

Тидрек отыскал взглядом источник голоса. И выругался от изумления.

— Финнгалк! — прошептал мастер. — Здесь?! Откуда?..

…На озере темнела скала-островок. На скале сидел настоящий финнгалк — поджарое, гибкое тело рыси, укрытое плащом сложенных крыльев нетопыря, из стороны в сторону мечется длинный змеиный хвост с ядовитой колючкой на конце. А на мощной шее — голова человека.

Даже с расстояния в двадцать альнов, даже при скверном свете мхов и факела, надменно-хищное лицо пугало. Пугало сильнее, чем когти, крылья, жало на хвосте. Финнгалк лениво почесывал лапой черную бороду, курчавую, как у Тидрека, — в его истинном обличье.

— Двое альвов и дверг, — пророкотал финнгалк. — Славный ужин!

— Уходить поздно, — предупредил Калластэн. — Этот паршивец проворен!

— Что ты щебечешь, птица-буревестник? — насмешливо спросил хищник. — Ты очень мудр? Тогда я спрошу кое-что. Тот, кто знает отгадку, закончит свои дни не в моём брюхе. Но… того, кто назовёт ответ вслух, я убью — обещаю, правда, что быстро. Итак…

Трое замерли. Финнгалк потянулся.

— Меня ведут на поводке сквозь мрак, — грустно сообщил он. — Я думаю, будто знаю, куда меня ведут, и всякий раз обманываюсь. Но я нужен: без меня не будет потехи, не будет хозяйства, не будет и вещей на продажу. Кто же я?

Калластэн рассмеялся.

— Не ты выдумал эту загадку!

— Я, — финнгалк распрямился, и крылья накрыли мир. — Ответов на загадку — три. В нашем мире всё это также встречается, не только в вашем…

С этими словами он бросился в стремительный полёт.

Калластэн не шёлохнулся. У Тидрека дёрнулось веко от ненависти к нему, но — он и Тиримо уже неслись к выходу, ведь отгадки не знали. Зверь ударил крыльями над головами и присел как раз перед выходом. Самодовольно облизнулся.

— Она не обязана знать, — хвост раскачивался, словно выбирал в кого сперва нацелить удар, — но ты-то… ты же — искусный ювелир…

— А правда, — невинно осведомился Тидрек, желая отвлечь зверя от Ласточки, — что когти финнгалка — лучший резец для алмазов?

— Убедись!

Чудище прыгнуло. Тидрек закрылся факелом — и понял, что напрасно.

Зверь недопрыгнул.

Четверо в серебряных масках появились будто из ниоткуда — и бросились на чудище по двое, стремительно крутя мечами. Длинные клинки в миг исполосовали лапы и бока. Потолок был слишком низок, и зверь не мог взлететь, но это его и спасло: ни один клинок не коснулся брюха. Тёмная кровь окропила камень, финнгалк взревел и бросился на воинов, обрушил град ударов лапами, когтистыми крыльями и хвостом. Альвы отбивались, уворачивались, но в итоге бросились врассыпную. Финнгалк прыгнул — и взвился под потолок, разрубая перепонками воздух.

— Плохо дело, — сказал один из мечников ровным голосом. — Он слишком быстро залечивает раны. Был бы лук или копьё…

И в самом деле, финнгалк сделал круг над берегом, а затем вновь ринулся на них. Кровь больше не сочилась из его ран. Страшные когти раскрылись костяным цветком, несущим гибель, сверкнули в ответ мечи… и разом потускнели, погасли. Седой мох стал тёмным налётом на стенах, факел Тидрека превратился в тень. Весь скудный свет пещеры устремился в одну точку: в ладонь человека с посохом, возникшего у входа.