Альварсон Хаген
Шрифт:
Перед глазами мелькали сотни образов — леса, горы, ручьи, погоня, погоня, погоня… И вдруг он понял, что это будет конец — глупый, жестокий, дурацкий… Не будет более столь достойной добычи, столь прекрасной цели…
— Дурак! — Загудел военный рог Готлафа ярла, заглушая барабан сердца. — Ты и так уже мертвец! Скоро стрелы настигнут тебя! Так умри же достойно! Пусть последняя добыча станет величайшей!
И Дэор скалился, точно волк в посмертье.
Однако величественный лес спросил его тихим шёпотом ветра в кронах:
— Можешь ли ты убить сказку? Убить сказание, легенду? Разве ты столь велик, чтобы предложить миру столь же прекрасный образ? Можешь ли дать детям этой земли более красивую сказку?
И разом всё смолкло.
А Дэор Хьёринсон опустил лук.
И закрыл глаза.
Ибо лишь великим позволено сокрушать легенды и сказания. А он был ничтожеством. Стал ничтожеством с тех пор, как проиграл состязание скальдов Эрвинду из Тьяльне. А потом…
…потом он открыл глаза.
И едва не ослеп. Ибо красота ослепляет.
Она стояла там, где миг назад щипал траву златорогий олень. Светло-зелёный плащ, лёгкий как шёпот рассвета, скрывал её стан, однако Дэор дал бы голову на отсечение, что она стройна, словно молодая сосенка, из тех, что растут на диких островах в Ледовом море. И столь же одинока. Скальд умеет читать во взгляде, даже если это взгляд дочери Альфум.
Впрочем, Дэор видел альва лишь раз в жизни. И эта встреча изменила его мир. С тех пор он стал сказителем, хоть и пробыл им недолго.
Девушка стояла вполоборота к нему и смотрела своими светлыми глазами куда-то вдаль, замерев, словно мгновение счастья. Быть может, любовалась убегающим оленем?.. Её волосы, прямые и тёмные, похожие по цвету на кору мокрого каштана, были в беспорядке разбросаны по плечам, и Дэор вдруг захотел вплести туда белые лилии или ромашки, украсить её чело короной из живых цветов… Лицо её, немного вытянутое, было похоже на лица сотен девушек по всему Северу. Но глаза… Дэор читал её лицо, читал и едва не плакал, проклиная себя и свой дар. Печаль осени и сумерки зимы, плачь аистов и одиночество ледяных вершин, тоска чайки и боль раздавленной ягоды, отчаяние осужденного навечно и мерцание далёкой звезды…
"Кто ты, Прекрасная? Что у тебя в прошлом? И что — в грядущем? Что за рука сжимает твоё сердечко?"
Она вздрогнула, словно задетая его мыслями, и медленно повернулась в его сторону. Он же, испугавшись быть замеченным, спрятался за пушистой елью.
— Ан паси, халькё! Альди, ан айди! Мэлькиэ, хальк! — прощебетал чудесный голос, и боль пронзила сердце Дэора раскалённым копьём, а стыд воспламенил лицо. Одно-единственное слово, а бьёт больнее закованной в латы руки. "Халькё, хальк". Чужак. Это слово он знал очень хорошо. Одно из немногих слов языка Народа Холмов, ведомых ему. Так они зовут краткоживущих.
Так — и никак иначе.
— Не прячься, чужеземец! Выходи, не таись! Покажись, чужеземец! — повторила она на Скельде.
Дэор вздохнул и вышел.
Их глаза встретились — её, серо-зеленые, как тени крон на траве, и его, голубые, как горные озера. И свет её глаз затопил окружающий лес, и не осталось ничего, лишь эти глаза, грустные и чуточку лукавые. На её губах расцвела подснежником несмелая улыбка. В душе Дэора что-то стронулось, заскрежетало, лопнуло, осыпаясь ржавчиной и трухой годов изгнания, и слова сами срывались, и зазвучала под кронами Альвинмарка песнь на Скельде:
Много всяких рыб поймал я, Но из рыб, живущих в море, Не поймал я милой рыбки, Той, о ком я только думал, Что у Велламо русалка, Что у Ахто всех прекрасней!И замолк. Песня застряла в горле рыбьей костью.
— Глупый, глупый чужеземец, — сказала она, улыбаясь и качая головой, — разве ты не знаешь наших законов? В филидхе Эмайн Раттах сказано: "За каждую сломанную ветку — сломанная кость пришельца". Могу представить, сколь веток уже тобою сломано!
— Я видел два прекрасных чуда в один день, и умирать не жалко, — ответил Дэор и поклонился.
Она рассмеялась — горько, больно, обидно.
— Ты не хочешь взять меня в заложницы и выкупить свою свободу?
— Тебе бы этого хотелось?
Девушка опустила взор. Грусть серой птицей заслонила её лицо своим крылом.
— Не следовало мне этого говорить, — молвил охотник виновато. И добавил, — меня зовут Дэор сын Хьёрина из Эоргарда. К услугам твоим, прекрасная дева, и всего твоего рода.