— Дурак! — сказала дрожащими устами. — Не смей больше произносить этих слов! Не смей! Ты не знаешь!..

Она не удержалась, не договорила, обняла его за шею и расплакалась.

Мактэ покачала головой. Это дело пахло очень скверно…

— Не понял ни слова. Растолкуй ещё раз об этом заклятии…

— Это не заклятие. Это гейс.

— А в чём разница?

Фионнэ вздохнула и отошла к распахнутому окну…

…Дэор уже месяц жил в Альвинмарке, в княжестве Раттах, кровной принцессой которого была Фионнэ. Раны его заживали стараниями Мактэ. Первое время он жил у целительницы, потом переселился в Гостиный дом, что-то вроде таверны на холме, у дороги. За постой с него не взяли ни гроша. Когда он хотел заплатить, хозяин — усатый темноглазый сид — лишь покачал головой и что-то проворчал насчет глупых чужаков. В бруйден, заезжих домах, было не принято платить. Гостеприимный хозяин увеличивает цену своей чести, оказывая заботу о путниках.

Вопросов тут не задавали. Если к ободранному чужаку приходит королевна, значит, есть тому причина. В конце концов, ребёнок имеет право на игрушку, разве нет? Ибо отцу её давно уже было известно, что Дэор сын Хьёрина убил пять банаг-дион у северной границы. Друиды сказали, что от халька нет опасности ни для княжны, ни для княжества. Важно ли прочее?

…— У локланнов есть обычай: когда они идут на своих драконьих лодках, то грести имеет право лишь воин, свободный, а раб не имеет права грести. Это похоже на гейс, — объясняла Фионнэ. — Дурацкий, конечно…

— Благодарствую! — возмутился Дэор. — Ты всё-таки говоришь о моих сородичах!

— Прости. Разница такова, что у вас гейс — это просто обычай, а у нас… Я не могу переступить границы королевства без разрешения отца. Если я сделаю это — умру на месте.

— Придётся убить твоего отца, — пожал плечами Дэор.

— Тогда мне придется стать королевой, а тебе — умереть.

— Значит, пойдём к нему и вырвем у него благословение на нашу свадьбу.

— Пойдём. Умрём вместе и с достоинством.

Дэор смотрел на неё и не мог понять — шутит ли она или в самом деле готова умереть вместе с ним, за него.

Впереди у них была долгая ночь.

Они любили друг друга. И это было очевидно всем. Княжна и незнакомец, птица и зверь, лес и море. Высокородная наследница сидов, Народа Холмов, полубессмертных, полубогов, — и чужак, оборванный изгнанник, нищий бродяга, чья жизнь не крепче гнилой веревки. Давно уже не слыхали о такой нелепой паре. Но когда люди видели, как влюблённые смотрят друг на друга, им тут же всё прощали. Ибо тогда становилось очевидно, что нет пары прекрасней. И только те, кто не умеет любить, давились горькой завистью, выворачивались наизнанку, чтобы только опорочить принцессу и её героя. Но к таким мало кто прислушивался.

Иное дело, что вряд ли у этой пары было будущее. Никто не верил, что Эльнге отдаст дочь безродному дикарю из северных земель. Но даже когда б это случилось, то Дэор всё равно был бы супругом для принцессы не слишком долго: ибо краток жизненный путь халька. И сердце Фионнэ кричало бы, и плакало кровью. Но даже и это — пустяк по сравнению с тем, что у них не могло быть наследников. Точнее, дети-то у них были бы. Однако сами дети от смешанных союзов всегда были бесплодны. А бесплодный на престоле Эльгъярмаа, Благородной Земли… Одна такая мысль — уже оскорбление Народа Холмов.

И потому все очень жалели Фионнэ и Дэора.

Но никто не встал бы на их защиту.

— Расскажи о себе, — прошептала Фионнэ, касаясь его щетины. — Я ведь так до сих пор ничего о тебе не знаю. Твоё тело покрыто шрамами, и свежими, и старыми. Ты много воевал?

Дэор вздохнул. Фионнэ лежала на его груди, точно кошка. Лунный свет лился сквозь окно таверны. Её обнаженное тело сияло, словно первый снег. Первый снег, что всегда тает. Когда-то Дэор умел радоваться ему.

— У меня много чего было в жизни, — лениво проворчал Дэор. — Но мало о чём хочется рассказывать. До того, как я встретил тебя, не было ничего такого, о чём стоит вести разговор.

— Не упрямься, — она провела ногтями по его плечу, оставляя невидимый в ночи след. — А не то поцарапаю!

— Ну что с тобой поделать… — Дэор улыбнулся во тьме и почесал Фионнэ за ушком…

…Матушку я почти и не помню. Так вышло, что они с отцом разошлись; а потом люди, что возвращались с Юга, принесли Черную Смерть, и многие умерли. Кажется, у меня были ещё братья и сёстры, но их тоже унёс мор. Отец после этого слегка повредился в уме. Стал нелюдимый, хмурый, неразговорчивый. Водил дружбу только с Рагнаром Скафтарсоном, нашим кузнецом. Но было бы ложью сказать, что он не любил меня. Мой старик Хьёрин Торкельсон — лучший отец на свете. Тут мне повезло. Правда, я понял это поздновато…

Мы жили в хижине у леса, недалеко от морского берега. Наше поселение называется Эрсбю, потому что стоит у Эрсфьорда. Это карлсдаль — селение карлов, крестьян-общинников. У нас были общие пахотные земли и общие выгоны для скота. Земля там суровая, родит плохо. Порою не хватало ячменя пива сварить. Мы жили морем и охотой. Иногда — впроголодь, но, слава фюльгъям, не каждый год. Мы, мальчишки, не вылезали из лодок и лесных чащоб. И всегда ждали первого снега и льда, чтобы стать на лыжи и коньки.