— Он спас меня, Мактэ Искусная. И ты докажешь, что носишь своё прозвище заслуженно. Ты сможешь. Ты сумеешь. Нет иного пути.

— Редко мне приходится лечить животных.

— Твой смех мне не по душе.

— А мне не по душе твоя ложь.

— Я не лгала тебе.

— Лгала. Ты заботишься о нём лучше, чем заботилась бы о родном отце. А сказала — просто чужак.

— Ты что, не слышала?! Он спас…

— Да-да, конечно, спас. Кто спорит? Однако следи за своим голосом, Снежинка. Он дрожит.

— Ты спасёшь его, Мактэ. Таково моё слово, по нраву тебе это или нет.

— Быстро ты растёшь, девочка моя. Кровь королей говорит в твоём сердце. Как бы этот чужак не стал нашим правителем после Эльнге. Я этого просто не переживу.

Дэор не понял ни слова. Но он слышал, как дрожит голос королевны. И улыбка тронула уголок его рта.

А потом — багровая хмарь. Мгла.

Он проснулся ночью. Острый серп месяца улыбался ему своей хищной улыбкой. Дэор попытался встать и понял две вещи: он голый и безоружный; голова кружится, как крыло ветряка.

— Как ты, чуж… Дэор? — прошелестел голос, и над ним склонилась высокая женщина. Её волосы сияли в лунном свете серебром, а глаза блестели как янтарь.

— Ты не Фионнэ… — прохрипел Дэор.

— Чему я рада, признаюсь.

— Твои глаза…

— Мои глаза пусть тебя не волнуют. Я — Мактэ, целительница из народа Лундар, как вы нас зовёте. А ты побудешь пока тут. Фионнэ придёт завтра. Пока она к тебе благоволит, ты в безопасности. Иначе я и пальцем бы ради тебя не пошевелила. Отдыхай, глупый чужеземец.

Фионнэ пришла ближе к полудню. Принесла в плетёном лукошке всяких ягод. Увидев, что Дэор спит, собралась уходить, но тот открыл глаза и окликнул:

— Зачем?

— Что — зачем? Ягоды тебе сейчас не повредят. Мой народ разбирается в целительстве получше вашего. Можешь мне в этом доверять.

— ЗАЧЕМ?! — прорычал Дэор.

Она ответила ему холодно:

— Таков долг благородного. Ты спас мою жизнь, я спасаю твою. На дар ждут ответа.

— Лёд в твоем голосе, но это хрупкий лёд. Не нужен мне твой дар. Зови теперь ваших законников, будем вершить суд. И пусть эта ведьма Мактэ подсчитает, сколько веток я наломал!

Девушка присела на край постели. Она должна была уйти, даже не взглянув на дерзкого чужака. Никто не смел с ней так говорить. Даже отец никогда не указывал ей, что делать. Но лёд истаял, когда она поймала его взор.

Нельзя злиться на больного. Больного, что хочет жить, просто ещё о том не ведает.

— Спой для меня, — прошептала она. — Про русалку, дочь Ахто.

— А ты готова меня слушать до смерти? До моей смерти?

— О чём ты говоришь?

— Ни о чём. Я шёл сюда путями, которыми не ходят смертные. Я шёл за мечтой. Тебе, думается, ведомо, что это такое. Стань моей женой, королевна. Я увезу тебя отсюда домой, в Хлордир. Будем жить в избушке вроде этой, на скале у моря…

— Не смей! Ни слова больше! — закричала она, как кричит птица с подрезанными крыльями, увидев небо. Ибо она знала, что такое мечта. А чужак кромсал заветной мечтой её сердце.

— Хо-хо, — ухмыльнулся Дэор. — Ты не можешь быть королевной и свободной птицей. Ты ненавидишь своего отца и братьев, свой дом и престол. Одно слово, красавица, и я добуду тебе сто престолов. Но они тебе не нужны. Тебе тесно в золотой клетке. А у меня есть ключ от неё. Я — твой ключ. Так пойдём же, моя королевна. Что мне за прок был спасать твою жизнь, коль она тебе в тягость, и даже мне это очевидно…

Она ничего не ответила. Тёмные холодные воды осени были в её глазах. Непроглядно тёмные.

Он привстал и обнял её за плечи, прижавшись голой грудью к её спине.

— Ты прекрасная снежинка, — прошептал ей на ушко, — ты прекрасная белая снежинка. Прости. Меня никто никогда не жалел, потому я такой… Ты не заслужила… Ты так прекрасна, а я посмел… Возьми мой нож, тот, из змеиного зуба, и — в сердце мне. Чтобы — сразу. Болит. И будет болеть — без тебя. А я устал от боли. Сжалься, королевна.

Она резко обернулась, отпрянула. И ударила его, наотмашь, оставив на здоровой щеке алый след.