— Ну и не надо, если не хочешь, Тэти.

— Начал отращивать еще до Торонто.

— Прекрасно. Уже месяц.

— Полтора.

— Отметим вермутом шамбери касси?

Я попросил принести и сказал:

— А тебе это по-прежнему будет нравиться?

— Да. Это признак свободы от прежней жути. Расскажи, как это будет выглядеть.

— Помнишь трех японских художников у Эзры?

— Ох, да, Тэти, они были красивые, но на это уйдет уйма времени.

— Мне всегда хотелось такую прическу.

— Мы можем попробовать. Они ужасно быстро растут.

— Я бы хотел такую уже завтра.

— Не получится, Тэти, — только ждать, когда отрастут. Ты же понимаешь. На это надо время. Жаль, конечно [61] .

— Черт возьми.

— Дай потрогать.

— Здесь?

— Они чудесно растут. Имей терпение.

— Хорошо. Пока забуду о них.

— Если о них не думать, может быть, они быстрее вырастут. Я рада, что ты начал загодя.

Мы посмотрели друг на друга, рассмеялись, а потом она сказала мне что-то по секрету.

— Ты права.

— Тэти, я задумала что-то увлекательное.

— Говори.

— Не знаю, сказать ли.

— Скажи. Давай. Скажи, пожалуйста.

— Я подумала, может, они будут как у меня?

— Но они у тебя тоже растут.

— Нет. Завтра я их подровняю и буду дожидаться тебя. Правда, будет хорошо?

— Да.

— Я подожду, и у нас станут одинаковыми.

— Сколько на это уйдет?

— Месяца четыре, чтобы стали одинаковыми.

— Правда?

— Правда.

— Еще четыре месяца?

— Думаю, да.

Мы сидели, и она сказала кое-что секретное, и я ответил кое-чем секретным.

— Люди подумают, что мы сумасшедшие.

— Бедные, несчастные люди, — сказала она. — Это будет такая радость, Тэти.

— Тебе правда понравится?

— Ужасно, — сказала она. — Но нам надо быть очень терпеливыми. Как другие люди терпеливы с садом.

— Я буду терпелив — по крайней мере постараюсь.

— Как думаешь, другие люди умеют радоваться таким простым вещам?

— Может, они не такие уж простые.

— Не знаю. Растить — что может быть проще?

— Мне все равно, сложно или просто, — мне нравится, и все.

— И мне. Мы ужасно везучие, правда? Ох, я хотела бы тебе помочь, но не знаю, как это ускорить.

— Как думаешь, мы сможем обрезать их до такой же длины, как у тебя? Это будет начало.

— Если хочешь, я сделаю. Проще, чем просить парикмахера. Но остальные должны дорасти до этого, Тэти. И спереди, и сзади, кругом. Так, как мы хотим. Вот на что нужно время.

— Черт возьми, как долго.

— Я подумаю, что мы можем сделать. Но растут уже полтора месяца и сейчас — пока мы сидим в кафе. За ночь еще подрастут, обязательно.

— Обязательно подрастут.

— Я что-нибудь придумаю.

На другой день она пришла из парикмахерской — волосы были срезаны ниже мочек, спускались вдоль шеи, а сзади на палец не доставали до ворота свитера. Вымытые и коричнево-золотистые.

— Потрогай на затылке, — сказала она.

Я обнял ее одной рукой, почувствовал, как наши сердца бьются под свитерами, и пальцами правой руки потрогал гладкую шею и густые волосы на затылке; пальцы дрожали.

— Тряхни их вниз, сильно, — сказала она.

— Подожди, — сказал я.

Потом она сказала:

— А теперь погладь сверху вниз. Почувствуй.

Я держал рукой обрезанную шелковистую тяжесть на затылке и сказал что-то по секрету, и она сказала:

— Потом.

— Ну, ты, — сказал я. — Ну, ты…

Потом мы разговаривали, и она сказала:

— Я кое-что придумала практическое, Тэти, и сделала. Сделала на целый дюйм короче. Ты не понял? Не почувствовал? Ты выиграл целый дюйм. Это почти месяц.

Я не мог вымолвить ни слова.

— А через неделю я укорочу их еще на дюйм, и они все равно тебе будут нравиться. Ты даже не заметил, что они стали короче, да?

— Да. Они прекрасные.

— Ты понял, какая я умная? Тогда ты выиграешь два месяца. Я могла бы сделать это сегодня, но подумала: подожду, когда опять пойду их мыть.

— Да уже и так замечательно.

— Сейчас я тебя обкорнаю, чтобы была ровная линия.

— Думаешь, так надо?

— Конечно, Тэти. Разве не об этом мы говорили?