Мы встретились в Раю… Часть вторая
вернуться

Козловский Евгений
Шрифт:
* * *
Я не то что бы забыл — никогда я и не ведал: нет ни в Библии, ни в Ведах слова странного: Амыл. За окошком свет зачах, обрываются обои, навзничь мы лежим с тобою, только что не при свечах. Город медленно затих, время — жирным шелкопрядом. Мы лежим с тобою рядом, и подушка на двоих. Привкус будущей судьбы, запах розового мыла — от гостиницы «Амыла» две минуточки ходьбы.

СОНЕТ

Мы так любили, что куда там сутрам, любили, как распахивали новь. На два часа мы забывались утром и пили сок — и снова за любовь. Но седина коснется перламутром твоих волос, и загустеет кровь. Я стану тучным и комично мудрым. Мы будем есть по вечерам морковь — протертую, конечно: вряд ли нам простой продукт придется по зубам, вот разве что — хорошие протезы. Что заплутал, я чувствую и сам, но не найду пути из антитезы к синтезы гармоничным берегам.
* * *
Я позабыл тебя напрочь, мой ласковый друг: как бы ни тщился, мне даже лица не припомнить, а в пустоте переполненных мебелью комнат зеркало в зеркале: мячик пространства упруг. Времени бита нацелена точно: она не промахнется, удар будет верным и сильным. В комнатах эховых, затканных сумраком синим, мячик взорвется. Но дело мое — сторона. Дело мое — сторона, и уж, как ни суди, — я не причастен к такому нелепому миру. Мне уже тошно глядеть на пустую квартиру и безразлично, что будет со мной впереди. Времени бита нацелена — это пускай; мячик пространства взорвется — и это не важно. Я позабыл тебя, вот что, любимая, страшно. Я же просил, я молил тебя: не отпускай!
* * *
Оркестр играет вальс. Унылую аллею листва покрыла сплошь в предчувствии зимы. я больше ни о чем уже не пожалею, Когда бы и зачем ни повстречались мы. оркестр играет вальс. Тарелки, словно блюдца, названивают в такт. А в воздухе густом, едва продравшись сквозь, густые звуки льются, вливаются в меня… Но это все потом. а будет ли потом? А длится ли сегодня? Мне времени темна невнятная игра. и нет опорных вех, небес и преисподней, но только: час назад, вчера, позавчера. уходит бытие сквозь сжатые ладони, снижая высоту поставленных задач, и нету двух людей на свете, посторонней нас, милая, с тобой. И тут уж плачь — не плачь. ссыпается листва. Оркестр играет. Тени каких-то двух людей упали на колени.
128. СТИХИ К ЮЛИИ
* * *
О льняное полотно стерты локти и коленки, и уже с тобой по стенке ходим мы давным-давно, как старуха и старик, чтоб не дай Бог — не свалиться. Ну а лица, наши лица — все написано на них! Эти черные круги под счастливыми глазами… Вы не пробовали сами? Вот же, право, дураки!

ЗАВТРАК В РЕСТОРАНЕ

Под огромными лопастями вентиляторов, мнущих дым, полупрошеными гостями в ресторане вдвоем сидим. Потолок оснащен винтами и поэтому верит, псих, что расплющит стены, достанет до людей и раздавит их. Он в безумье своем неистов, собираясь работать по утонченной схеме убийства, сочиненной Эдгаром По.
* * *
Минорное трезвучие мажорного верней, зачем себя я мучаю так много-много дней, зачем томлюсь надеждою на сбыточность чудес, зачем болтаюсь между я помойки и небес? Для голосоведения мой голос слишком тощ. Минует ночь и день, и я, как тать, уйду во нощь и там, во мгле мучительной, среди козлиных морд, услышу заключительный, прощальный септаккорд. И не хуя печалиться: знать, где-то сам наврал, коль жизнь не превращается в торжественный хорал, коль так непросто дышится и коль, наперекор судьбе, никак не слышится спасительный мажор.
129. СТИХИ К НОННЕ
* * *
Мне б хотелось, скажу я, такую вот точно жену. Ты ответишь: да ну? дождалась! Ни фига — предложеньице! Тут я передразню невозможное это да ну, а потом улыбнусь и скажу: может, вправду поженимся? Почему бы и нет? Но ведь ты бесконечно горда, ты стояла уже под венцом, да оттуда и бегала. Выходить за меня, за почти каторжанина беглого, — неужели же да? Ах, какая, мой друг, ерунда! Ну а ты? Что же ты? Тут и ты улыбнешься в ответ и кивнешь головой, и улыбка покажется тройственной, на часы поглядишь: ах, палатка же скоро закроется! Одевайся! Беги! Мы останемся без сигарет.