Мы встретились в Раю… Часть вторая
вернуться

Козловский Евгений
Шрифт:
* * *
Берегись, мол: женщину во мне разбудил ты! — ты предупредила. Если б знал ты, что это за сила, ты бы осторожен был вдвойне! Берегись? Тревожно станет мне, но с улыбкой я скажу, беречься? ведь беречься — можно не обжечься, а какой же толк тогда в огне?
* * *
В ночь карнавальных шествий, масочных королев, Ваше Несовершенство, я понесу ваш шлейф. Сделаю вид, как будто Вы недоступны мне, робким и страстным буду (на шутовской манер). А на рассвете липком Вас, одуванчик мой, сумрачный сифилитик стащит к себе домой.

ПИКОВАЯ ДАМА

Ты госпожа зеленого стола. Ты выстрелов не слушаешь за дверью. Твой серый взгляд холоден, как скала, и, как скала, всегда высокомерен. Но будет день! Удача неверна, удаче не пристало гувернерство, и незаметно от тебя она, тебя не упреждая, увернется. Тогда-то ты (я этого дождусь!) с отрепетированностью кульбита уверенно произнесешь: мой туз. И вдруг услышишь: ваша дама бита.

COMMEDIA DEL ARTE

В перегаре табачном и винном, в узких джинсах с наклейкою «Lee» обреченно сидит Коломбина с негром глянцевым из Сомали. А в мансарде, за столиком низким, обломав о бумагу перо, пишет страстные, грустные письма одуревший от горя Пьеро. Наверху одинока, беспола, от московского неба пьяна, в чуть измятом жабо ореола забавляется зритель-луна.
* * *
Моей души бегонии и розы дремучей ночью, словно дикий тать, я поливаю медным купоросом, чтобы не смели больше расцветать. Я буду жить, добрея и жирея, не зная слез, не ведая тоски. Душа — не место для оранжереи, мне надоело холить лепестки. А вам не жаль? — ночной случайный зритель бестактно спросит. Я отвечу так: мне не понять, о чем вы говорите — о купоросе или о цветах.
* * *
Я в краю метели и бурана, там, где валят лес и роют торф. На пластинке — Катули бурана, гармоничный, страстный Карел Орфф. И хрупка окна поверхность, и млечна, как устали стекла вьюгу держать! Эта Лесбия! Зачем она вечна?! И куда мне от нее убежать? А время катит тяжелей и заметней. Я повторяю вслед за диском затертым: Катулл измученный, оставь свои бредни: ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.
130. СТИХИ К ИРИНЕ
* * *
От твоей моя обитель — ровно рубль. Счетчик щелкает. Водитель крутит руль. Фонари дневного света мимо глаз. Я гляжу картину эту в сотый раз. Ах, киношные билеты — заплати! Хорошо, что нынче лето, ну… почти. Не копейка, не полушка — целый рубль! Дверь такси — кинохлопушка: новый дубль.
* * *
Покуда нет, не страх любимого лица, но что-то там, в глазах, обрушивается. Логичен, как загон, заплеванный подъезд, истончился в картон несомый нами крест. Стечение примет, хоть не в приметах суть. От дыма сигарет уже не продохнуть, не повернуть назад, недолго до конца, и что-то там, в глазах, обрушивается.
131. СТИХИ К ЛИКЕ
* * *
Словарь любви невелик, особенно грустной, поздней. Сегодня куда морозней вчерашнего, но привык к тому я, что так и есть, что тем холодней, чем дальше. Вблизи все замерзло. Даль же туманна, и не прочесть ни строчки в ней из того нетолстого фолианта, где два… ну — три варианта судьба нам дала всего.