Несмотря на различия в оценках «сменовеховства» между Маклаковым и Бахметевым, необходимо отметить близость магистральных подходов: невозможность свержения большевиков внешними силами, необходимо возрождение России за счет национальных сил. Уже это создавало повышенный интерес двух российских послов к течению «Смены вех». При этом важно для сравнения сопоставить позиции журнала «Смена вех» и газеты «Накануне», с одной стороны, с позициями Маклакова и Бахметева. Характеристики данного течения и его отдельных представителей постоянно присутствуют в их переписке. И поразительно чуть ли не дословное совпадение оценок. Так, в письме Маклакова от 24 мая 1922 г. содержится достаточно любопытная характеристика одного из ведущих «сменовеховцев» – Ключникова: «Я называю «новой» психологию, которая одновременно беспощадна к большевизму как к политическо-экономической доктрине, но которая, вместе в этим, и не видит будущего для России, которое бы пришло обходной дорогой, минуя большевизм. В этой новой психологии сходятся люди, приходящие от большевиков, как и от их противников. Недавно Ключников в статье в «Накануне» написал, что в Генуе большевики сделали шаг направо, а их противники – налево. Ключников любопытный представитель знакомого типа, у которого не много не хватает, чтобы быть интересным; как Толстой писал в «Смерти Ивана Ильича», что всякой порядочной квартире всегда не хватает полвершка, чтобы быть чем-то. Я не раз замечал у Ключникова, что из своей головы, из пальца или от чужого ума он правильно схватывает основную идею вопроса или момента, но ее дискредитирует, когда пытается дать ей конкретную формулировку. В том, что большевики и их противники сойдутся на средней линии и что обе стороны сделают шаг по направлению друг к другу, заключается правильная мысль и даже бесспорная истина, но, когда Ключников пробует определить, в чем состояли эти шаги справа и слева, его рассуждение превратилось в карикатуру» [428] .

Под воздействием происходящих событий в оценках Маклакова и Бахметева наблюдаются определенные изменения. Так, вчерашний сторонник антибольшевистской революции и противник эволюционирования советской власти Бахметев в письме от 20 ноября 1922 г. вынужден признать: «Все сравнивают теперешнее положение с тем, что было, скажем, год тому назад. В результате – полные оптимизма и надежды утверждения, что Россия быстро эволюционирует, что коммунистический строй постепенно заменяется капиталистическими отношениями. Все это на фоне общего возрождения страны, вибрирующей юным и задорным национализмом… Другие, особенно приехавшие из России, под непосредственным впечатлением быстрой перемены, поумнения большевиков и отсутствия организованных преемников, не прочь признать, хотя бы неполно, власть, видя в таком признании фактор, способствующий победе и укреплению умеренного крыла и разумных течений. Одно, в чем сходятся все наблюдатели и питаемое ими общественное мнение: надо отбросить мысль о революционном свержении большевиков. Население не желает революции; оно устало и жаждет мира и труда. Возможен внутренний переворот в Москве, «события», которые ознаменуют победу умеренных оппортунистов, их примирение со страной, начало новой эры, – одним словом, «термидор».

Вместе с тем замечается раздражение и презрительность по отношению к постановке вопросов в прежней форме – чисто отрицательных лозунгов. Все это характеризуется как пропаганда эмигрантов, которые ничему не научились и которым долго не будет места в России.

Главное – все это абсолютная правда, выводы из которой новое подтверждение позиций, к которым мы с Вами приходили в Париже. Факт эволюции и решительной перемены в России не только не надо отрицать, но надо всячески выдвигать, делать из этого факта отправную, центральную точку всей будущей тактики» [429] .

В развернутом виде данные постулаты были раскрыты Бахметевым в письме от 29 декабря 1922 г. Хотя в тексте письма нет упоминания Устрялова, как и имен других представителей «Смены вех», но их влияние на суждения Бахметева достаточно заметно, даже в употреблении общей терминологии. Письмо столь интересно и значительно в идейно-политической эволюции Бахметева, что требует обширного цитирования. Итак, накануне нового, 1923 г. Бахметев писал:

«Большевистская власть существует продолжительно; власть эту никто не оспаривает не только в смысле прямых революционных выступлений, но даже в форме сколько-нибудь ясно складывающихся политических течений; наконец, Россия, даже большевистская, упорядочивается и в ней происходит эволюция. Вы правы, для себя мы можем проводить тонкие различия между эволюцией жизни и эволюцией большевиков. Я сам эту формулу выдумал и не намерен ее оспаривать. Она верна. Порою с известным самоудовлетворением, а в Вашем случае и с присущим блеском, мы можем доказывать эту разницу и даже убеждать отдельных государственных людей в том, что правильно строить тактику на этом различии. Но не будем же от себя скрывать, что все это – область высокого размышления, доступная немногим, доступная немногим не только потому, что большинство людей не достаточно подготовлено, чтобы понимать подобные тонкости, но и по гораздо более простой причине. Мы, профессионалы или жертвы политики, недостаточно сознаем, что большинство обывателей вовсе не склонно тратить время на размышления и на глубокий анализ социологических и политических фактов. Обывателя поражает простой комплекс фактов – большевистская власть длительно существует в России; никого нет, чтобы ее заменить; террор слабеет и власть принимает менее отталкивающие формы; наконец, в известных хотя бы областях, начинается зарождение какой-то экономической жизни. Обыватель вообще не любит «завершенной» политики; он хочет мира, спокойствия; у него естественная склонность к наивному оптимизму, что все, мол, образуется, если, конечно, это все не нарушает его прямых и непосредственных интересов. Вот обыватель и начинает думать, что в России стало все на правильный путь и что возобновлением сношений, широким контактом, может быть даже признанием, можно ускорить и естественно разрешить всем надоевшую загадку русской жизни.

С явлением этим необходимо считаться, как с фактом; причем, необходимо тактическую линию нашего заграничного поведения приспособить к этому, повторяю, повсеместному и неизбежному явлению. На этом приспособлении нашей тактической линии поведения я настаиваю со всем убеждением и определенностью, и это сознание мною и руководило в прошлом сентябре в Париже, когда я столь неудачно выступил пред лицом промышленников и членов Национального комитета. Нам приходится считаться с направлением иностранного общественного мнения, и, повторяю, приспосабливать к этому тактику, невзирая на то, что нет никаких причин нам самим изменять точку зрения относительно сущности и истинного смысла происходящих в России явлений и что, следовательно, стратегия наша должна оставаться неизменной…

…Я думаю, правильно общее положение, что в России нельзя ожидать общереволюционного подъема, и поэтому события, которые положат конец большевизму, будут, вероятно, носить местный характер с оттенком, может быть, дворцового переворота. В основном же вопросе о неизбежности политической революции я совершенно не изменил взглядов и радуюсь полному совпадению моего понимания с тем, что Вы излагаете на стр. 13 и 14. Нет надобности преуменьшать значения совершающихся перемен и тех уступок, которые большевики делают натиску жизни. Однако остается совершенно ясным, что всем этим уступкам есть предел, что цель этих уступок – сохранить и укрепить свою власть и что коммунисты в целом (подчеркиваю слово в целом) не уступят в основном вопросе собственности и конструкции власти, как только развитие событий дойдет до предела, где эти уступки будут грозить их, коммунистов, господствованию. Поэтому в ее историческом синодике России предстоит момент разрыва непрерывности в смене власти и нам не избежать политической революции, комплекса событий, в результате которых, как Вы правильно говорите, капитал станет политической властью и которые в глазах населения и Европы предстанут в виде акта, который покончит с теперешним режимом и создаст новые условия экономического и политического бытия.

Мы много пишем и говорим о Термидоре. Я думаю, в этом есть много правды. Термидор есть акт политической революции. Термидор обозначал, что часть (противоположите целому) до тех пор господствовавшей группы выступила против другой, а значит, и против целого, и, опираясь на военную силу или народную демонстрацию, совершила насильственный акт, в результате которого установились новые форма и содержание государственного управления. Вы пишете о том, что часть коммунистов будет стрелять в своих внутренних противников. Эту же мысль я выражаю для себя так: внутри господствующей партии создаются течения и группы, между которыми происходит внутренний разрыв и обострение, причем эти раздоры достигают предела, при котором дальнейшее совместное жительство и совместное управление делаются невозможными. Наступает момент, когда во имя собственного спасения и продолжения властвования одна часть должна покончить с другой. Наступает момент переворота, причем это может быть единственный случай политической революции, в которой известную роль играют предварительная организация и заговор…

…Да, мы прочно должны стоять на точке зрения неизбежности политической революции, и это основной пункт, которым определяется вся наша стратегия. Сказал бы так: будучи необыкновенно уступчивым и приспосабливающимся в тактике, чтобы не оттолкнуть от себя иностранцев и не потерять возможности на них влиять, мы должны быть необыкновенно ясны, отчетливы и последовательны в области стратегии. Эти ясность и твердость стратегических позиций особенно нужны именно потому, что мы должны быть мягки и эластичны в тактических приемах.