Шрифт:
Эта страшная картина полностью соответствовала положению Церкви в СССР в целом. К 1939 году в стране оставалось не более 100 храмов, а уцелевшее духовенство почти целиком находилось в ссылках и заточении. Со словами: «Да будет воля Твоя!» — вступали на путь страданий многие тысячи священников и монашествующих. Восходя на Русскую Голгофу, пролили кровь за Христа бесчисленные сонмы мирян. Вечная им память!
В конце 1935 года прекратил существование Временный Патриарший Священный Синод, на кафедрах из всего российского епископата осталось только четыре архипастыря: Заместитель Местоблюстителя патриаршего престола митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский и управляющий делами Патриархии Сергий (Воскресенский) и архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), управляющий Новгородской и Псковской епархиями. Все они также находились под постоянной угрозой расправы.
Русь от края и до края стала крестным путем для миллионов страдальцев. Казалось, исчерпаны все возможные человеческие силы. Но вера жила. Архимандрит Варлаам (Сацердотский) писал из заключения своей духовной дочери: «Вера-то у нас есть, а для борьбы и страданий у нас еще мало опыта. Ведь одно дело — читать книги, а другое — встретиться с этим же самым лицом к лицу… В моих воззрениях нет никаких изменений или колебаний. Для меня все ясно и непререкаемо, так же твердо и непоколебимо. Быть может, поэтому и хотелось бы мне теперь же умереть, но да будет во всем не наша слепая и страстная, потому всегда ошибочная воля, а воля Всевышнего, святая, непорочная, непогрешимая».
А архиепископ Иларион (Троицкий) незадолго до своей кончины, ободряя других заключенных Соловецкого концлагеря, говорил: «Надо верить, что Церковь устоит. Без этой веры жить нельзя. Без Христа люди пожрут друг друга. Это понимал даже Вольтер. Пусть сохранятся лишь крошечные, еле светящиеся огоньки, когда-нибудь от них все пойдет вновь».
Согласно обетованию Божию о Церкви, «врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Веру спасал Сам Господь. Ни уничтожение монастырей и храмов, ни истребление монашества и духовенства — ничто не могло угасить в душах жажду правды Христовой. В пасхальную ночь с 11 на 12 апреля 1936 года только в Князь-Владимирском соборе Петрограда собралось 17 тысяч человек, там же на рождественских службах 1937 года присутствовало более 15 тысяч человек. В целом же по городу уцелевшие от поругания храмы не могли вместить всех желающих быть на Богослужениях в дни двунадесятых праздников.
А ведь за одно присутствие в храме за Богослужением в то время человек мог легко лишиться служебного положения или даже угодить в ссылку! В одном из специальных бюллетеней НКВД по этому поводу с удивлением отмечалось: «…наши наблюдения фиксируют заметный рост фактической преданности Церкви, выражающийся в увеличении количества исповедающихся и причащающихся…».
Согласно проведенной в стране переписи 1937 года, включавшей вопрос об отношении к православной вере, на него ответили положительно несколько десятков миллионов человек — две трети населения сельского и одна треть — городского, а всего — более половины граждан России.
В истории Церкви не раз случалось, что во времена самых жестоких гонений и упадка веры Господь воздвигал в помощь людям Своих особых избранников — хранителей чистоты Православия. Таким избранником в России 30-х — 40-х годов стал вырицкий старец иеросхимонах Серафим (Муравьев).
Когда святого Епифания, епископа Кипрского спросили, довольно ли одного праведника для умилостивления Бога, он отвечал: «Достаточно, ибо Сам Бог сказал: „Аще обрящете единого мужа, творящего суд и ищущего веры, милосерд буду ко всему народу“». И вот — в то время, когда с куполов сбрасывали кресты, тысячами разоряли обители и храмы, когда в лагерях и тюрьмах томились десятки тысяч священнослужителей, Господь воздвиг в Вырице храм нерукотворный, живой — чистое сердце отца Серафима.
Внешне неприметным, но действенным и обширным было его влияние на современников. Молитвы же старца служили поистине златой нитью, низводящей благодать и помощь Божию в души человеческие. Как важно было знать людям, что во всей этой неразберихе и кровавой круговерти существует островок прочной веры, спокойной надежды и нелицемерной Христовой любви! И каким великим мужеством и упованием на милость Божию нужно было обладать, чтоб написать в ту кровавую пору строки, предрекающие Русской Церкви возрождение и славу:
Пройдет гроза над Русскою землею, Народу русскому Господь грехи простит, И крест святой Божественной красою На храмах Божиих вновь ярко заблестит. И звон колоколов всю нашу Русь Святую От сна греховного к спасенью пробудит, Открыты будут вновь обители святые, И вера в Бога всех соединит. Иеросхимонах Серафим Вырицкий (около 1939 года).Эти стихи передавались из уст в уста, распространялись в списках, достигали мест заточения и ссылок. Среди Гефсиманской ночи, поглотившей тогда всю Россию, сиял в Вырице светильник живой веры, не угасала надежда в людских сердцах…
Явным чудом Божиим было само сохранение старца от ареста и расправы. В это трудно поверить, ведь репрессии прокатились повсюду, добравшись даже до самых глухих деревень. В безжалостной карательной машине оказалось перемолото бессчетное число человеческих жизней и судеб, но никто не дерзнул поднять руку на кроткого старца.
Школа смирения
Вырица… Летом 1930 года отец Серафим и его родные снимали маленький домик на Ольгопольской улице, затем около года квартировали на улице Боровой. С 1931 по 1945 год батюшка снимал часть комнат в доме № 7 по Пильному проспекту, принадлежавшем семейству провизора Владимира Томовича Томберга, а с 1945 года Муравьевы жительствовали на Майском проспекте в доме № 41 (ныне 39), у хозяйки Лидии Григорьевны Ефимовой. Таким образом, все двадцать лет вырицкого периода старец иеросхимонах Серафим (Муравьев) жил у благочестивых верующих людей на их частных квартирах, не имея собственного жилья…