— Тяжелый и скверный случай, — процедил он сквозь зубы.

В первый момент он заподозрил мистификацию: Киреев отправил красотку со своим шофером в надежное место. Но наблюдения убедили капитана, что Виктор искренне переживает исчезновение девушки и все связанные с этим событием последствия.

— Придется держать ответ перед господином комендантом. — Ауэ старался говорить небрежно, но тон у него был подавленный.

— Я не боюсь! — обычная резкая нотка скользнула в голосе Виктора. — Но мне тяжело и стыдно, что я так глупо обманут. Никогда не прощу! Я буду добиваться разрешения господина фон Роттермеля лично уничтожить Цветаеву.

— Каким образом? — поинтересовался Ауэ.

— Мне нужен танк и весьма ограниченное количество людей. Я уверен, партизанский отряд невелик. Местные леса я великолепно знаю. Найду логово Цветаевой и тогда… — глаза Виктора сверкнули такой бешеной ненавистью, что Ауэ невольно подумал:

«Лучше иметь его другом, чем врагом!»

Ветер гнал по Енисею тяжелые, свинцовые волны. Недавно очистившаяся от льда река, словно стремясь наверстать упущенное время, мчалась к морю. Быстрое движение воды взволновало Марию Михайловну. Она стояла на набережной, и беспокойные думы, такие же стремительные, как течение Енисея, уносили ее к берегам другой реки, к городу, в котором находился сейчас самый близкий ей человек. Ни на одно мгновение не покидала ее тревога за жизнь Николая Николаевича, никогда еще не был он ей так дорог, как в этот тяжелый год войны. Она все время чувствовала присутствие мужа, как будто он стоял рядом, и ей хотелось сказать ему особенно ласковые, ни разу еще вслух не произнесенные слова, которые она нашла впервые здесь, в одиночестве.

Иногда всплывало воспоминание о другом человеке, которого она когда-то любила большой и хорошей любовью, о Степане Чернышеве. Но нельзя было и сравнить первое чувство, пусть искреннее и глубокое, с тем, что она испытывает сейчас, — с ее любовью к мужу.

Когда несколько дней не было письма от мужа, она не находила себе места. Ей казалось, — если Николай погибнет, она этого не переживет.

«А Верочка и Юрик? Что будет с ними тогда? Я и думать так не имею права. Мне каждый из них дороже собственной жизни. А ведь я еще не знаю, где сейчас мои старшие дети и внук».

От всех этих тягостных переживаний Марию Михайловну спасали повседневные заботы, которые принесла эвакуация. Надо было найти квартиру, позаботиться о дровах на зиму, достать кое-какую мебель и еще многое, многое другое. Все это, в условиях лишений военного времени, даже здесь, в глубоком тылу, было совсем нелегким делом.

Вскоре пришли на смену другие, гораздо более сложные обязанности. Взяла их на себя Мария Михайловна добровольно.

В большой сибирский город, расположенный далеко от театра военных действий, прибывало все больше и больше эвакуированных с Украины, Белоруссии, из Центральной России.

Городские власти делали все возможное, чтобы помочь этим людям, проделавшим долгий и трудный путь от родных мест до тихого тыла. Всех нужно было обеспечить работой и жильем. С работой дело обстояло легко — нужда в рабочих руках здесь, как и всюду, была велика. Значительно сложнее было найти в переполненном городе пристанище. Люди сидели на вокзале или бродили по улицам в поисках крова. Почти все они были с детьми. И вот эти малыши вскоре стали особенно дороги Марии Михайловне.

Через несколько дней после приезда в город она шла по пыльной улице. Жаркий, несмотря на конец лета, ветер обжигал лицо и шею.

Детский плач оторвал Марию Михайловну от невеселых дум. Она обернулась и увидела девочку лет пяти, с пропыленными, спутанными волосами. Грязными ручонками та терла большие темные глаза, размазывая по щекам слезы вместе с грязью.

— О чем плачешь, маленькая?

Девочка испуганно посмотрела на незнакомую женщину, перестала плакать, но ничего не ответила.

Марию Михайловну не надо было учить обращению с детьми. Не прошло и нескольких минут, она уже знала все: Нинин папа ушел бить фашистов, тех самых, что чуть не поймали ее и маму. Дома у них было очень хорошо. Мама всегда ходила веселая. А теперь мама все плачет, потому что папы нет и кушать им нечего…

— А где сейчас твоя мама? — спросила Мария Михайловна. — Почему ты одна?

Ответ на свой вопрос она не успела получить: из переулка вышла молодая женщина с такими же большими и темными, как у девочки, глазами. На ней было сильно поношенное шелковое платье и дорогие, но уже рваные туфли, надетые на босые ноги.

Увидев Марию Михайловну, женщина растерянно остановилась. Киреева осторожно заговорила с ней. Тактично предложила временную помощь. Та смущенно отказывалась. И все же в конце концов согласилась. Мария Михайловна убедила ее взять деньги с тем, что она вернет их, когда устроится на работу.

Оказалось, что Валентина Сергеевна, так звали молодую женщину, хорошо знает французский и английский языки и до замужества училась в педагогическом институте на литературном факультете.

В тот же день Мария Михайловна, обратившись в городской Совет, помогла Валентине Сергеевне устроиться на работу в библиотеку. Но могла ли она на этом успокоиться? Ведь не одна маленькая Нина бродила по городу, голодная, бесприютная. Нине еще посчастливилось, с ней была мать. Переселение на восток проходило под бомбежкой, обстрелом, случалось, родители теряли своих детей в поездах, на вокзалах.