Мария Михайловна стала добиваться у городских организаций открытия еще одного интерната для одиноких детей. Одновременно на вокзале начал работать детский приемник, в устройстве которого она также приняла деятельное участие.

Много времени и сил ушло на создание интерната. С трудом удалось получить для него небольшой особняк почти в центре города.

— Для детишек лучше, если они будут у вас под боком. Лишний раз на глаза попадутся, — серьезно сказала Мария Михайловна секретарю горкома партии.

«Молодец эта Киреева! — подумал он, — на вид совсем „бесшумная“, а людей заряжает током высокого напряжения. Работа, которую она проделала за эти дни, далеко не всякому по плечу. Здесь и любовь нужна к делу и уверенность, что ты идешь по правильной дороге».

Прощаясь, он сказал:

— Побольше бы нам таких, как вы.

После того как штат в интернате и детском приемнике был окончательно сформирован, Мария Михайловна стала общественным инспектором по работе с детьми. Ей помогали Валентина Сергеевна и Катерина.

Катерина всем сбоим большим, горячим сердцем привязалась к худенькой кареглазой Ниночке, а за ней и к другим маленьким, чумазым, оборванным ребятишкам, с которыми она встретилась, сопровождая Марию Михайловну в детский приемник.

По-деревенски просто, задушевной лаской пригревала Катерина осиротевших малышей, доверчиво прижимавшихся к ней. Они нередко засыпали у нее на руках, крепко обняв морщинистую шею.

У Катерины было немало дел и дома, Валентина Сергеевна часто задерживалась в библиотеке. Работа фактически свалилась на плечи одной Киреевой.

И сейчас, по дороге из горсовета домой, Мария Михайловна думала, что завтра обязательно надо раздобыть еще десятка три простынь для интерната.

Вернулась домой она поздно. В темной передней ее встретила встревоженная Катерина.

— Верочка наша вся огнем полыхает! Я скорее ей градусник поставила, — гляжу, к сорока подбирается. Так я уж вас не стала дожидаться, сама в поликлинику позвонила. Врач обещался скоро прийти.

Осмотрев больного ребенка, доктор распорядился немедленно послать на анализ «мазок». Страшные слова — «возможно, дифтерит» — так подействовали на Марию Михайловну, что она сразу вся ослабела, ноги ее тяжело вросли в пол.

Врач, немолодой уже человек с бесстрастным лицом, осторожно усадил Марию Михайловну на стул.

— Нельзя так распускаться, — укоризненно сказал он, — неизвестно еще, что покажет анализ. Это — во-первых, а во-вторых, какая бы болезнь ни оказалась у вашей дочки, мой долг вылечить.

Врач ушел. Мария Михайловна подошла к кровати Верочки. Белокурые кудряшки прилипли к влажному лбу. Маленький, пересохший от жара рот был полуоткрыт. Прерывистые хрипы с трудом вырывались из груди девочки. Изредка она стонала, вскрикивала.

В комнату вбежал Юрик:

— Мамочка, я сегодня целых три пятерки получил, — крикнул он с порога и осекся, увидев заплаканное лицо матери.

— Уйди отсюда, мой мальчик, Верочка заболела, ты можешь заразиться.

Только сейчас Мария Михайловна сообразила, что надо немедленно изолировать сына, уберечь его от страшной болезни.

— Иди позови мне Катерину, — уже твердо добавила она.

— Придется нам с тобой разделиться, — сказала Мария Михайловна Катерине. — Я останусь здесь, буду ухаживать за Верочкой, а ты с Юриком во второй комнате. Сейчас же вымойся, переоденься и накорми мальчика.

— Пить хочу!

Голос у Верочки был очень слабый, как будто доносился издалека.

Дрожащими руками Мария Михайловна напоила с ложечки больную. Верочка посмотрела на мать мутными глазенками, прошептала что-то невнятное и снова закрыла их.

Бессонная ночь длилась долго. Верочка то дышала ровнее, спокойнее, то снова металась.

Под утро Мария Михайловна вспомнила, что для детского дома не получены простыни в госпитале.

Не виноваты же дети, что у нее горе. Киреева, как только проснулась Катерина, поручила ей попросить Валентину Сергеевну обязательно съездить вместе с заведующей хозяйством интерната в госпиталь и получить простыни.

Вскоре пришел врач. Вздрогнув всем телом, Мария Михайловна вскочила со стула. Доктор не успел открыть рта, она все прочла в его глазах.

— Только ангина! — сказал он, радостно улыбаясь.

Мария Михайловна неожиданно для самой себя обняла и крепко расцеловала врача.

— А меня-то за что? — смущенно улыбнулся он. И лицо его стало моложе и привлекательнее.

Ангина протекала в тяжелой форме. Мария Михайловна бессменно дежурила у кровати дочери.

Когда Верочка, наконец, встала, трудно было определить по внешнему виду, кто перенес тяжелую болезнь — мать или дочь. Мария Михайловна похудела, в ее по-прежнему пушистых волосах стало значительно больше седины.