– Да нет, и не служил и не на Дальнем Востоке, - сказала она.
– Он ведь у меня в строгановском учился. Познакомился с премилейшей англичанкой и сейчас живет в Шефилде. У ее отца фирма. Он в этой фирме работает художником. Оформляет витрины супермаркетов...

– А как у тебя здесь?
– я покрутил головой по сторонам, стараясь объять весь телевизионный домище.

– С этим все в порядке... Это раньше из партии могли попросить, а теперь наоборот, все завидуют. Изменились времена, Юрочка, изменились. Ему там хорошо. Приезжает и говорит: "Не представляю, мамочка, как я мог жить в этом дерьме?!" А мне, поверь, обидно... И, конечно же, одиноко. Была я у него уже дважды. Все там очень хорошо. Нам даже представить трудно...

– Представляю - бывали, ездили, - сказал я.

– Одно дело отели, копейки в кармане, а другое - когда видишь, как живет твой единственный сын, совсем иное... Но ведь я туда не поеду, там я никому не нужна, а здесь одиночество уничтожает...

– И все равно я радуюсь за тебя. То-то вижу, ты превратилась в английскую леди...

Она сказала, что ей это очень приятно слышать, особенно от меня, человека из тех немногих, кого она вспоминает с удовольствием, но я ведь пришел не для обмена комплиментами, у меня какое-то очень срочное дело, и она поняла по голосу, что я горю, - так мне необходимо кого-то срочно раскрутить ...

Умница! Она облегчила мое положение.

– Дело не в раскрутке, появилось в самом деле что-то очень свеженькое, не избитое. Все девчонки как одна с улицы, отцы-алкаши, работяги. Выросли на дворе. Чердаки, подвалы ... Взяли и запели вдруг.

– Постой, постой, что-то такое уже было. Хулиганы из одного города тоже запели. Я немного брезгливо к этому отношусь.

– Но это совсем другой случай. Это же девчонки. Никакие не хулиганки, а обычные, дворовые, к тому же московские, коренные...
– я буквально захлебывался и заговорил едва ли не стихами, - уж поверь, что они не хуже, а получше Распутина, которого ты постоянно даешь в своих передачах.

– Я знаю, что ты готов съесть его, не знаю, правда, за что, да и меня это не интересует, - она так на меня глянула, что я сразу же понял - этот юный негодяй ей о чем-то натрепался, - но это учет пожеланий молодежи. Нас забрасывают письмами. О твоих девчонках пока ни одного письма.

– Будет, и не столько, а в миллион раз больше. Поверь мне. А пока никто не видел и не слышал, откуда быть письмам?

Она рассмеялась:

– Никогда еще не видела тебя таким заинтересованным. Давай, давай, раскрывай карты!

Я пододвинулся к ней поближе. Хвостом вертеть больше не приходится. Мы в самом деле знаем друг друга очень давно.

– Послушай, Женечка, я хоть и похож на вяленую воблу, но уж очень просоленную, без литра пива на зуб не возьмешь, мне надоело считать копейки в кармане. Я хочу пожить чуть поспокойнее, без этих идиотских забот. А тут, поверь, есть шанс, и не только для меня.

– Хорошо, хорошо, вот об этом здесь не надо, за нами смотрят и на нас, поверь, столько лишнего вешают, что оторопь берет, а я ничего, кроме расплывчатых обещаний, в своей жизни не слышала. Поможешь кому-нибудь, в крайнем случае пробурчат "спасибо!" и адью на этом, долгое прощай ... Ну да ладно. Посмотрим, как ты изменился за эти годы. Не думаю, чтобы в худшую сторону. Тем более, мне от тебя, кроме внимания, ничего не надо. Значит, так... Тебе, то есть, им нужен эфир на завтра...

– Только на завтра, иначе все рушится.

Она задумалась лишь на мгновение:

– У нас есть буквально несколько минут. Все склепано до последнего. Где фонограмма и есть ли она вообще?

– А как же, Женечка, - у меня начала кружиться голова: неужели полный порядок?
– Внизу ждет директор группы. У него все при себе.

– Тащи ее сюда, к тому же немедленно, вместе с директором группы. Мне надо все показать главному, чтобы потом не было идиотских разговоров. Он у нас недавно, мы быстро нашли общий язык, и мне не хочется терять его на пустяках.

Она позвонила в бюро пропусков, назвала фамилию Жеки, а я вовсю мчался вниз.

Жека вытаращил на меня глаза:

– Чего так долго?! Да за это время ....

– Повзрослеешь, мальчик, и многое поймешь. Спешить надо только в конкретных случаях. Думаю, ты их знаешь.

– Как дела?
– спросил он уже другим тоном.

<