— Молчи, Хорре. Я слушаю. Это наши матросы поют, ты слышишь? Нет, это вино бьет мне в голову. Я скоро буду пьян. Дай бутылку.

— Не пойдешь ли ты к попу? Он отпустит тебе грехи.

— Молчать! — ревет Хаггарт и хватается за пистолет.

Молчание. Буря крепнет. Хаггарт возбужденно шагает, натыкаясь на стены. Отрывисто бормочет что-то. Вдруг хватает парус и яростно срывает его, впуская соленый ветер. Плошка почти гаснет и пламя в камине мечется дико — как Хаггарт.

— Зачем ты запер ветер? Теперь так, теперь хорошо — иди сюда.

— Ты был грозою морей! — говорит матрос.

— Да. Я был грозою морей.

— Ты был грозою берегов! Твое славное имя гремело, как прибой, по всем побережьям, где живут только люди. Они видели тебя во сне. Когда они думали об океане, они думали о тебе. Когда они слышали бурю, они слышали тебя, Нони!

— Я жег их города. Подо мною колышется палуба, Хорре. Подо мною колышется палуба!

Радостно смеется, безумно.

— Ты топил их корабли. Ты пустил на дно англичанина, который гнался за тобой.

— У него на десять пушек было больше, чем у меня.

— И ты зажег и потопил его. Помнишь, Нони, как смеялся тогда ветер? Ночь была черна как сегодня, а ты сделал из нее день, Нони. Нас качало огненное море.

Хаггарт стоит бледный, с закрытыми глазами. И вдруг кричит повелительно:

— Боцман!

— Есть, — вскакивает Хорре.

— Свисти всех наверх.

— Есть.

Резкий боцманской свисток острыми лучами пронизывает ночь. Все оживает и становится похоже на палубу корабля. Волны кричат человеческими голосами; и в полузабытьи, страстный и гневный, командует Хаггарт.

— На ванты! — Взять лиселя. — Носовые готовься! — Цель в снасти, я не хочу топить его сразу. Направо руля, ложись на бейдевинд. Вторые готовься… А, огонь! А, ты уже горишь! На абордаж! Готовь крючья.

И безумно мечется Хорре, выполняя безумные приказания.

— Есть. Есть.

— Смелее, дети. Не бойтесь слезть! Эй, кто плачет там? Не смей же плакат, когда умираешь, я на огне высушу твои подлые глаза. Огонь! Везде огонь, Хорре-матрос! Я умираю. Они влили мне в грудь расплавленную смолу. Ой, жжет!

— Не плошай, Нони. Не плошай! Вспомни отца. Бей их в лоб, Нони!

— Я не могу, Хорре. Силы оставили меня. Где моя сила?

— Бей их в лоб, Нони. Бей их в лоб!

— Возьми нож, Хорре, и вырежь мне сердце. Корабля нет, Хорре, — нет ничего. Вырежь мне сердце, товарищ, предателя выбрось из моей груди.

— Я хочу еще играть, Нони. Бей их в лоб!

— Корабля нет, Хорре, ничего нет, все обман. Я хочу пить.

Берет бутылку и хохочет:

— Смотри, матрос: тут заперты и ветер, и буря; и ты, и я. Все обман, Хорре!

— Я хочу играть.

— Тут заперта моя тоска. Смотри! В зеленом стакане, как вода, но это не вода. Будем пить, Хорре, там на донышке я вижу мой смех и твою песню. Корабля нет и нет ничего… Кто идет?

Быстро схватывает оружие. Камин горит слабо, мечутся тени — но две из теней темнее других и идут. Хорре кричит:

— Стой!

Отвечает мужской голос, тяжелый и густой:

— Тише! Оставь оружие. Я здешний аббат.

— Стреляй, Нони, стреляй! За тобой пришли.

— Я пришел помочь вам. Оставь же нож, глупец, а то я без ножа переломаю тебе все кости. Трус, испугался женщины и попа!

Хаггарт кладет пистолет и говорит насмешливо:

— Женщина и поп!

— А разве есть что-нибудь еще страшнее?

— Извините моего матроса, господин аббат, он пьян, а пьяный он очень неосторожен и может зарезать вас. Хорре, не верти ножом.

— Он пришел за тобою, Нони.

Аббат. Я пришел, чтобы предупредить вас: башня может упасть. Уходите отсюда!

Хаггарт. Ты что прячешься, девушка? Я помню как тебя зовут: тебя зовут Мариетт.

Мариетт. Я не прячусь, и я помню как вас зовут: вас зовут Хаггарт.