Ментиков.Сыграйте что-нибудь, Екатерина Ивановна… Грига.

Екатерина Ивановна.Сейчас?

Ментиков.Мне хочется музыки.

Екатерина Ивановна.Удивительно у вас все не вовремя, Аркадий Просперович.

Ментиков.Да?

Молчание.

Я сегодня вечером уезжаю, Екатерина Ивановна.

Екатерина Ивановна.Это еще что?

Ментиков.Мое присутствие, видимо, не совсем приятно вашей матушке, да и вы сами…

Екатерина Ивановна.Оставайтесь.

Ментиков.Катя!

Екатерина Ивановна.Опять? Помните, что я вам сказала, Аркадий Просперович, и сейчас опять повторяю: если вы еще раз осмелитесь назвать меня Катя или чем-нибудь напомнить…

Ментиков.Но ты мне принадлежала, Катя, ты была моей!

Екатерина Ивановна.Если вы… если вы… Я вас ударю сейчас!

Ментиков.Простите, не буду больше. Не думайте, Екатерина Ивановна, что я боюсь вашего удара… вы уже ударили меня однажды…

Екатерина Ивановна.Я рада, что вы это помните.

Ментиков.Да, я помню. И поверьте, я не боюсь повторения, но моя любовь к вам бескорыстна, и только одного я хочу: день и ночь жертвовать собою для вашего счастья… Я останусь.

Екатерина Ивановна.Зачем вы мне напомнили? — сегодня с утра мне было спокойно, и я надела белое платье.

Ментиков.Белое платье — эмблема чистоты: вы невинная жертва, Екатерина Ивановна.

Екатерина Ивановна.Зачем вы напомнили мне… О, какая тоска… Я была несчастна, я была безумна, когда я отдалась вам. Какой вы ничтожный, — разве же вы не понимаете, что я от презрения отдалась вам, от этой горькой обиды… Он отравил меня. Меня он смел заподозрить, что я ваша любовница… ну, так вот, так пусть это будет правдой, так пусть я ваша любовница, — вы довольны?

Ментиков.Поверьте, Екатерина Ивановна, голосу моего сердца: я никогда не забуду тех счастливых мгновений, которые вы мне дали.

Екатерина Ивановна.А теперь он пишет, он ежедневно пишет. Вчера было опять письмо. Что я ему отвечу?

Ментиков.Надо быть гордой, Екатерина Ивановна: он вас оскорбил, вы невинная жертва.

Екатерина Ивановна.Он хотел меня убить, это ужасно: он хотел меня убить. Я этого не могу понять и все спрашиваю себя, все спрашиваю себя: да неужели моя жизнь так вредна, или ненужна, или противна ему, что он хотел отнять ее — убить? Разве может быть так противна чья-нибудь жизнь? Ведь теперь я была бы мертвая… что это значит? И на днях ночью вдруг мне представилось, что я и есть мертвая, и это ощущение было так странно, что я не могу передать. Не страх, нет, а что-то… Куда вы, Аркадий Просперович? — сидите же…

Ментиков.Я за пепельницей. Я вас слушаю.

Екатерина Ивановна.Он теперь называет себя подлецом и… но, Боже мой, что мне от его слов… И что такое подлость? Это тоже подлость, что я вам отдалась тогда, или нет?

Ментиков.Вы были оскорблены и оклеветаны…

Екатерина Ивановна.Молчите. Богу известно, как я была несчастна тогда, как самый последний человек, — и это он отдал меня вам…

Ментиков.Кто он? Бог?

Екатерина Ивановна.Я не понимаю… Муж, конечно. Вдруг я почувствовала, что я должна сойтись с вами, и это было так ужасно — почему должна? Почему?.. Нет, подлость, подлость, подлость. Постойте, сидите неподвижно, я хочу вас рассмотреть.

Ментиков.Мне неловко…

Екатерина Ивановна.Сидите же… (Молча и долго рассматривает неподвижного Ментикова, качает головой с выражением отчаяния, быстро отходит в сторону, поднимает, как для полета, обнажившиеся руки с короткими рукавами. Руки бессильно падают. Быстрым поворотом припадает плечом к стене, стоит молча, с опущенной скорбной головой.)

Ментиков.Вы его любите?

Екатерина Ивановна качает головой в знак отрицания. Потом так же молча меняет знак на утвердительный.

Я вас не понимаю, Екатерина Ивановна.

Екатерина Ивановна.Не знаю.

Ментиков.Но может быть?..

Екатерина Ивановна.Может быть. И от Алеши опять письмо получила: какой он хороший человек!.. Он как моя совесть, и я ему… Нет, ничего я ему не скажу. Куда вы?