Нерегиль невозмутимо спешился у длиннейшего и широченного пруда, занимавшего почти весь двор, и отпустил коня напиться. А сам, не обращая внимания на нараставший вопль и крик вокруг себя, наклонился над маленьким фонтанчиком, сбрасывавшим воду в пруд, размотал пыльный шелк платка и принялся умываться. В конце концов, он не мог предстать перед своим повелителем с грязным лицом.

Дикие крики и нестройный ор возымели, наконец, свое действие. Из арок входа в зал Мехвар – там халиф обычно давал аудиенцию подданным – выбежал молодой человек в золотом парчовом халате. Тарег утерся рукавом – а зря, потому как рукав тоже пропылился насквозь, – и пошел навстречу бегущему к нему юноше. Когда халиф подбежал совсем близко, нерегиль почтительно опустился на плиты пола и склонился в полном церемониальном поклоне.

– Тьфу на тебя! – крикнул Аммар вместо «здравствуйте».

Не дожидаясь разрешения подняться, Тарег вскинул голову и заметил:

– Аммар, я понимаю, что для вас я язычник, и ты не можешь приветствовать меня, как полагается ашшариту, но я шестнадцать дней скакал, не щадя сменных лошадей. Поэтому хотя бы из уважения к моим усилиям ты мог бы быть чуть-чуть повежливей. Ты бы мог сказать: здравствуй, Тарег, я рад тебя видеть. Или даже так: счастливы мои глаза, что видят тебя, Тарег. А, Аммар?..

– Я тебя раньше конца недели не ждал, – радостно улыбнулся юноша.

И махнул высунувшимся из-за колонн испуганным лицам:

– Все, на сегодня эмир верующих завершил рассмотрение дел и ходатайств. Приходите завтра!

Люди осели в земных поклонах.

Крепко держа Тарега за рукав – словно опасаясь, что нерегиль вдруг взлетит и исчезнет в ярком небе начала осени, – Аммар потащил его через весь дворец на самые задворки, к Охотничьему домику. Дойдя до изящного строения, чьи пять стройных арок отражались в зеркале большого пруда, халиф нырнул в боковую дверку и полез вверх по лестнице. Они поднялись на самый верхний этаж, под конусовидную крышу башни. Выгнав из комнаты всех ее обитателей, Аммар подтащил Тарега к узким оконцам и жестом велел сесть на каменный подоконник. И с облегчением плюхнулся рядом сам.

– Здесь самое высокое место дворца, – непонятно объяснил он, снимая чалму с коротко остриженной головы. – И здесь очень трудно подслушать.

– Что с ней, рассказывай, – мрачно сказал нерегиль и устало прислонился к желтому песчанику голой, нагретой солнцем стены.

Айша поняла, что это сон, сразу: в других снах ей уже приходилось бывать в этом шатре.

Серая некрашеная ткань полотнищ не оживлялась ни коврами, ни изящными деревянными решетками, ни развешанным оружием. Впрочем, на полу лежали плетенные из тростника циновки и высохшая трава. А еще на полу лежала женщина. Сумеречная женщина. Руки ее были связаны и заломлены назад – веревка туго притягивала ее запястья к вбитому в землю колышку. Женщина тяжело дышала, и надорванный ворот белой рубашки – больше на ней ничего не было – расходился и сходился над маленькой грудью. Сумеречница лежала, извернувшись на бок, поджав сведенные колени к животу. И пристально смотрела в одну точку широко раскрытыми глазами.

Оттуда на нее двинулся широкоплечий мужчина в одной рубахе. В руке он держал чашку. Хлебнув последний раз, он шагнул к сжавшейся на циновках женщине:

– А без доспеха ты как все бабы…

Волосы мужчины были заплетены во множество косичек, на старинный манер. Мощные мускулы спины играли под грубой тканью. Р-раз – и он рванул ворот над грудью женщины, до пупка, – на мгновение замер и дернул дальше, до самого подола. А потом с силой развел ей колени. Сопя, стал устраиваться меж ее бедер, вытягивая ноги, рубаха задралась, показывая заросшие черными волосами спину и зад. Женщина крикнула, запрокидывая голову. А мужчина ухнул и резко втянул ягодицы, а потом ударил еще и еще – и, тяжело дыша, принялся мощно двигаться между разведенных белых ног, с каждым толчком все выше вздергивая тоненькое, пригвожденное к полу тело.

– Ааааа! – Оказалось, она кричала во сне.

– Госпожа, госпожа!..

Айша взвизгнула в последний раз, и отвратительное видение утонуло в потном мареве пробуждения. Тут она открыла глаза и увидела Сальму, старшую невольницу.

– Там, во дворе, – наш повелитель! Спрашивает, как спали, а, госпожа?..

Мотая мутной после кошмара головой, Айша кое-как села и подобрала колени к подбородку.

– Госпожа?.. Так я скажу, что вы выйдете?..

– Ага…

Из солнечного квадрата входа в комнату послышались дикие крики. Сальма влетела обратно и, запнувшись о ларец с платьями, плашмя грохнулась на пол. Айша сонно удивилась:

– Да что там?

Хохот. Нечеловеческий хохот в солнечном проеме:

– Смотри не потеряй штаны, дурочка!..

И вторящий смех Аммара. Так вот оно что…

Айша, пошатываясь и закусив губу, встала. Ну что ж, гадина, настало нам время встретиться.

Во дворике Царицы уютно журчал фонтан. Аммар молча указал на полуотворенные деревянные резные двери в дальнем конце – там, мол. Тарег так же молча кивнул – ну да, над створками четко отпечаталась свежими чернилами крохотная, но оттого не менее могучая сигила. Как только Яхья ибн Саид оттиснул ее над дверями, Аммар привел жену из своей спальни сюда.

Про дворик рассказывали, что тут прадед нынешнего халифа запер сошедшую с ума супругу. Аммару не раз приходило на ум, что с Айшой его преследуют странные совпадения, но он гнал такие мысли прочь. Подобрав у каменного основания фонтана мелкий камень, халиф запустил им в деревянные двери. На глухой удар из них высунулась растрепанная рабыня. Увидев стоявшего рядом с Аммаром Тарика, женщина пронзительно заверещала и грохнулась куда-то внутрь комнат. Оба мужчины от души расхохотались.

– Смотри, шальвары не потеряй! – утирая рукавом слезы, простонал нерегиль.