"А ведь так уже когда-то было", — отстраненно подумала волшебница, чувствуя себя так, будто её тело качают океанские волны.

А тем временем издавая восхитительные, прелестные звуки, скрипка подняла Сиренити, как морская вода поднимают безвольное тело… И тут все ощущения нахлынули разом — боль в груди, ломота в голове, холод и жажда… И что-то ещё — чему мой воспаленный рассудок волшбеницы отказывался придумывать название. Только скрипка, как путеводная звезда, заставляла шевелиться — сменить неудобную позу, открыть глаза, перед которыми плясали яркие пятна.

Девушка лежала на жестокой, неудобной кровати, укрытая чьим-то плащом — грязным и драным. Платье Сиренити тоже давно превратилось в лохмотья — дорогая, красивая ткань не выдержала схватки с демоном. Бездна, что она Тарвусу скажет! Этот наряд, кажется, он привёз из путешествия к альвам, которые славятся чудесными ткачами. А ещё — полным отсутствием чувства юмора при взрывном темпераменте. Сама Сиренити с ними поссорилась лет так пятьдесят назад по их летоисчислению. Старейшины альвов торжественно поклялись никогда ("даже если луна упадёт с небес") не продавать волшбенице ткани ("ноги твоей презренной не будет на нашей земле"). Поэтому каждый раз Тарвуса, как посланца Сиренити, ожидал "тёплый" приём.

Мелодия скрипки не унималась…

Сиренити закрыла глаза, чтобы не видеть кошмарные лохмотья, и попыталась сесть. Из горла сам-собой вырвался стон. Голова трещала неимоверно. С закрытыми глазами терпеть эту боль стало ещё сложнее. Волшебница закашлялась и посмотрела на потолок, грязный, покрытый паутиной и мелкими трещинами.

Какое жуткое место… Что она здесь делает?

Лёжа Сиренити был виден только потолок и ближайшая стенка с окном. Мало. Девушка снова попыталась сесть. И на этот раз ей помогли. Чьи-то руки приподняли подушку. Чьи-то руки сунули под нос стакан с водой.

Вода! Да пусть хоть с тонной яда, она всё равно останется ценнейшим сокровищем! По крайней мере, в данную минуту. Не раздумывая, Сиренити прильнула губами к холодному стакану, чувствуя губой щербатый острый краешек. Вода… Какое блаженство! Стараясь делать маленькие глотки, чтобы растянуть удовольствие, девушка выпила. Откинулась на подушки и тяжело дыша, зажмурилась. Скрипка в голове не стихала, мелодия становилась всё затейливее, быстрее, громче.

— Зачем ты это сделала? — спросил тихий голос совсем рядом. Сиренити вздрогнула, и повернула голову на звук.

Конечно, она как угодно долго могла бы описывать себе же тот сон, доказывая, что это судьба, что всё предопределено, что они, возможно, даже где-то уже встречались.

Глупо.

Он действительно оказался копией мальчишки из её сна. Вот только в его глазах сиял тот холодный огонь застывшей ярости, безошибочно выдававший в нём демона.

Мальчишка-демон, мальчишка-враг… Нет. Не мальчишка, всего лишь заколдованное существо, прожившее в этом мире долго — тысячелетия и тысячелетия. И не демон… Что-то… странное… какие-то колдовство… которое… Будто бы демона — могущественного, опасного — поместили в оболочку десятилетнего человеческого ребёнка.

Но как это возможно? Тяжелейший грех — отдавать своё тело демону. Грех для мага, ведь люди, не способные колдовать, демону не подходят. Грех для демона — ослабеть настолько, что искать убежища у человека, изменять его тело, подстраивая под себя. Грех — создавать одержимых.

Но мальчик и не казался одержимым. Странно… Сиренити не понимала проклятия, наложенного на ребёнка, и не могла его снять.

Очень странно…

Он не был красив, этот мальчик. Да и не бывает красивым помесь человека и демона — длинные острые ушки, короткие растрёпанные волосы, широкие, немного раскосые глаза, чёткие скулы, смуглая, золотистая кожа…

Но ещё… Та мелодия, скрипка, принадлежала ему. Я никогда не ошибаюсь — обладатель такой красивой музыки просто не мог оказаться низким, презренным существом, которыми считались все демоны. И это тоже было странно.

И… и Сиренити никогда раньше ни у одного живого существа не слышала мелодии скрипки. Кроме самой себя.

От мальчика волнами разливался по маленькой, грязной спальне покой. Волшебница не просто его чувствовала, даже видела, и могла бы назвать цвет. Ярко-золотистый.

Покой. То, чего ей всегда не доставало, этот мальчишка излучал в избытке. Почему?

— Почему?

Вопрос каплей дождя повис в воздухе… и тут же упал, разбившись о тишину.

Девушка смотрела на меня своими глубокими, серыми глазами, в которых я не находил своего отражения. Да, именно глаза привлекли меня больше всего. Человеческие поэты часто сравнивают их с озёрами… Раньше я никак не мог понять, как это возможно — сравнить часть тела с водоёмом. И только теперь, заглядывая в глаза этой незнакомки, я понял. Но её глаза поэты сравнили бы, наверное, с солнцем. Такие яркие… Такие безудержно весёлые… Они притягивали, звали, удерживали.