Шрифт:
За ужином леди Редлифф была спокойна и величава, словно и не было никакого разлада с братом. Граф же походил на того озорного, смешного человечка, каким я знала его во время наших встреч у речки. Он вовсю шутил и заразительно смеялся. Правда, никто кроме меня и Джессики его не поддерживал. В переменках между анекдотами, дед обсуждал вполне серьезную тему — предстоящее торжество по случаю пятидесятилетнего царствования королевы Виктории.
Ко мне Элеонора обращалась приветливо. В останавливавшемся порой на мне внимательном взгляде, я замечала, хотя в бликах свечей могло и чудиться, слабый намек на одобрение. Оно проявилось открыто, когда Элеонора усмотрела на моей груди серебряного соловья. Большая любительница украшений, леди Редлифф тут же попросила отстегнуть его, чтобы осмотреть голубоватые аметисты. Поднеся брошь к свече, она долго любовалась переливами и мерцанием камней. Так долго, что у меня возникли сомнения в ее невинном любовании.
Когда я уже опрометчиво поздравляла себя с приятно проведенным вечером, произошел инцидент. А началось все с полковника Редлиффа, сидевшего на том же самом месте, что и в обед, и в точно такой же скрюченной позе, пребывая все в том же состоянии глубокой отрешенности, отчего создавалось впечатление, будто он и вовсе не покидал свой стул, намертво прилипнув к нему. Так вот, полковник внезапно вскочил, задев локтем бокал и опрокинув его на пол, и вскричал, грозя, разносившей в этот момент чай миссис Гривз кулаками.
— Ах, вы чумазые твари! Варвары! Только посмейте осквернить своим грязными лапами мой красный мундир!
— Сядь, Ферджис! — негромко приказала Элеонора, но полковник и не подумал подчиниться. Наоборот, откуда-то в нем появилась прыть, достаточно бойкая, чтобы подвигнуть его на резвые передвижения по комнате, то ли участвуя в воображаемой погоне, то ли спасаясь бегством от грязнолапых «варваров».
— Матерь божья! Да их как тараканов! Индийские гниды! — он высокопарно выругался, демонстрируя великолепное владение, как английским языком, так и хинди. — Молитесь своим божкам! Только они не спасут вас от наших мушкетов!
— Сиде-еть! — скомандовала леди Редлифф, и угроза, прозвучавшая в ее голосе, умудрилась-таки проникнуть в воспаленный мозг ее мужа. Он не рискнул испытывать терпение жены и смиренно опустился на стул, вновь скрючившись и зажав голову в тисках ладоней.
Миссис Гривз, опасливо обходя буяна, разлила чай. Джессика же уверила всех, что всегда считала полковника темпераментным мужчиной не обделенным цветистым воображением. Эту тему тут же захотела развить Жаннин, так как темпераментные мужчины были ее тайной слабостью. Но старуха оборвала ее на полуслове:
— Кстати, о молитвах… Милочка, — обратилась она ко мне, — ты уже была в семейной часовне?
— Нет, леди Редлифф. Я осмотрела только часть дома.
— Как непростительно с твоей стороны не почтить молитвой умерших! — возмутилась она.
Я опешила от внезапной атаки. Но мельком уловила, как дед нервно засуетился.
— Завтра я первым делом пойду туда. Мне действительно нужно было сразу побывать там.
— Уж потрудись, милочка.
— Завтра с утреца, — громко заговорил дед, — выберем тебе какую-нибудь клячу…Когда еще Дамьян появиться в Китчестере! Не сидеть же тебе без лошади! А после ленча можешь и в часовню наведаться.
Я обрадовалась перспективе получить лошадь. Даже если это будет кляча, все равно я буду счастлива. Мне еще с Академии полюбились утренние прогулки, когда мы с Софи и другими девушками устраивали безрассудные скачки. Я представила, как мы мчались, обгоняя друг друга, навстречу нам несся соленый ветер, обдавая лицо колючими морскими каплями…
— Найтингейл! Ты знаешь, где часовня?
Странный вопрос. Ей должно быть известно, что я не имею ни малейшего представления, где в этом громадном с множеством пристроек замке часовня.
— Не беспокойтесь, леди Редлифф. Я найду.
— Я не хочу, чтобы ты часами бродила, как заблудший дух, по замку в поисках маленькой часовни. Эллен тебя проводит!
— В этом нет необходимости… — начала я, но замолчала, заметив лицо Эллен. По нему расползалась мертвенная бледность. Она подняла руку к горлу и судорожно сжала его.
— Я? — выдохнула она прерывисто, с ужасом глядя на мать.
— Да, ты, — с ударением отчеканила Элеонора.
— Нет, нет… я не могу… — пролепетала Эллен. — Там сквозняки, сырость. Вы же знаете, как они губительны, матушка. Я там быстро хирею и заболеваю, потом лежу пластом и не могу пошевелиться от мучившего меня кашля и мигрени. Я итак хожу туда по воскресеньям…
— Не будь такой дурой, Эллен, — безжалостно процедила та. — Твои отговорки смехотворны и никого не обманут. Все знают, чего ты боишься! Пора кончать с этими беспочвенными и совершенно идиотскими страхами! Пора взрослеть, милая моя. Или ты до самой смерти будешь строить из себя немощную больную.