Шрифт:
При обычных обстоятельствах наша колкая беседа могла бы потешить меня, но сейчас, не зная, что задумал Дамьян, я была не в состоянии отвлекаться на бурные прения. Я была напряжена и думала только о возможных последствиях своего авантюрного поступка.
Чем ближе мы подходили к отведенному для скачек месту, тем отчетливее я понимала, что совершила ошибку. Мне следовало отказаться от своих слов, отступить. Но я не сделала этого. До чего же может дойти человеческая глупость!
Для скачек был огорожен длинный, почти в полмили, участок поля вдоль оврага. С одной его стороны, у обрыва, ровной шеренгой выстроились жерди с полыхавшими смоляными бочками. С другой — тянулся наскоро сколоченный заборчик. Возле него, напирая и чуть ли не переваливаясь через перила, толпились десятки людей, пришедших на скачки со всех окрестных деревень.
Я была совершенно не подготовлена к открывшемуся зрелищу и потрясенно осматривалась кругом. Казалось, каждый клочок поля был заставлен повозками и запружен беспокойным людом. Разгоряченные крепким элем, мужчины вопили во всю глотку, когда мимо проносились лошади. Они толкались, грозили кулаками, отвешивали подзатыльники и подкидывали вверх шляпы. Женщины не уступали им и визгливо подбадривали участников, то и дело разражаясь смехом. Отовсюду сыпались скабрезные шуточки, от которых нещадно горели уши. Очередной шедевр словоблудства передавался из уст в уста, отчего люди из кожи лезли вон, чтобы похвастаться остроумием и погреться в лучах всеобщего одобрения.
Нет, я не испугалась. Когда потрясение прошло, во мне проснулся алчный интерес, как бывает, когда впервые нарушаешь запрет и проникаешь за грань дозволенного. Еще ни разу мне не доводилось бывать там, где столь открыто бурлили эмоции и кипела «живая» жизнь, не сдерживаемая условностями. Темнота позволяла многое сокрыть. А багровые сполохи только усиливали возбуждение. Они бесновались на лицах людей, придавая им демонические очертания.
Разумеется, я поняла, что нам не место здесь. Но уже с самого начала этой ночи я позволила себе безумство, вместо того чтобы, как всегда, подчиниться трезвому и холодному благоразумию. Но, если быть честной, мне хотелось этого. Хотелось, сбросить с себя путы благовоспитанности, так ненавистной Летти, и окунуться в мир доселе мною неведомый. Во мне словно бы проснулся бунтарь, который восстал против моей правильности, такой привычной и…набившей оскомину. Что было причиной этому? Я не могла ответить. Возможно, не осталось сил на сопротивление.
— Роби, — услышала я сдавленный шепот Сибил, — мне не нравится здесь. Давай уйдем отсюда.
— Все будет хорошо, — подбодрила я ее.
Дамьян шел впереди нас, уверенно расчищая дорогу к ограде. Иногда он оборачивался, чтобы проверить, не травмировали ли наши ребра излишне напористые локти грубиянов. При этом его взгляд неизменно останавливался на мне, а затем насмешливо обращался к мистеру Ливингтону, поддерживавшему меня за локоть.
Наконец, мы добрались до забора. С этого места хорошо была видна полоса, у которой участники готовились к следующему старту.
— Обычно делается семь забегов, — начал объяснять нам Дамьян. — Лошади бегут туда и обратно — милю примерно за две минуты. Так что забег проходит быстро. А пришедшие первыми участвуют в финале, где и выбирается победитель… В этом году комитет расщедрился и выделил на приз годовалого бычка.
— Ого, большой куш для любого фермера! — воскликнул Николс, заинтересованно оглядывая лошадей на старте. — Посмотрите, Клифер, вон та пегая кобылка недурна. Как вскидывается, как нетерпеливо бьет копытом, а! Наверняка, придет первой!
— Слишком нервная.
— Резвая! Такой бы бежать в Аскоте или Ньюмаркете!
— Ей нужна жесткая управа. А недоросток, что сидит на ней, слабоват для таких подвигов.
В это время толпа загикала, заревела и нахлынула на заборчик, так что тот затрещал, силясь сдержать бурный натиск. Над полем пронеслось растянутое «пошё-ё-ёл», и лошади рванулись с места. Николс весь подобрался и вперил взгляд в стремительно удалявшиеся крупы лошадей.
— Главное для владельца даже не приз, — не повышая голоса, пояснил Дамьян. — Главное — продемонстрировать свою лошадь и совершить выгодную сделку. Сейчас здесь снуют перекупщики с лошадиных торгов и базаров. На таких скачках всегда можно отыскать самородок и приобрести за смешную плату. Одна сторона много не запросит, а другая — не даст. Так что все всегда в выигрыше.
— Такое ощущение, что это не серьезное мероприятие, а кабак под открытым небом, — против воли в моем голосе прозвучало отвращение. — Скопище пьяных гуляк!
— А чего ты ожидала, кружевных чепчиков и лютиков в петлицах? Может быть, вернемся к всеми уважаемым, добропорядочным цаплям, пока твоя оскорбленная невинность не замаралась в здешней грязи и не обляпалась нечистотами по самые уши.
Его неприязненные слова, будто ударили меня и сжали сердце грубым, жестким охватом.
— Я полагаю, что везде мы встречаем не то, что ожидаем увидеть, — холодно сказала я. — И сердиться на несоответствие или сравнивать при этом не слишком мудро.
— Сравнения могут быть не самыми приятными, не так ли? Или недостойными…
Нас начали толкать. Рэй подхватил покрепче свою невесту, побледневшую и растерянную. Виолетта заметила это, и ее лицо перекосило так, будто она залпом выпила стакан полынной настойки. А Николс, похоже, открыл для себя всю прелесть деревенских скачек и теперь был всецело поглощен тем, что творилось за ограждением.