— Мисс Сноу, — глухо окликнула служанка. Я обернулась к ней. Она чинно сидела на углу тахты, сложив на коленях полотенце, которым протирала докторские инструменты. Ее иссохшее, словно чахлый лист на осеннем ветру, лицо вновь наполнилось превосходством, свойственным многоопытным сиделкам. В уголках губ застыла скорбь. — Выгнать доктора Тодда — преступление. Вот погодите, узнает об этом вседражайшая матушка миссис Уолтер! Идите и молитесь! Молитесь, чтобы ваш поступок не имел печальных последствий. А сейчас вы должны уйти! Миссис Уолтер, нужен отдых. Бедняжка истратила на вас последние силы…

Мое «преступление» не давало покоя ее радетельной душе. Безмерная совестливость, присущая преданной Терезе, впрочем, как и большинству представительниц ее профессии, грызуном впивалась в чувствительное сердце, и требовала немедля донести до сведения «вседражайшей матушки миссис Уолтер» о вопиющем проступке. Не успела я покинуть комнату, как услышала скрип двери и через пару секунд служанка обогнала меня. В ее скованных движениях, в сутулой осанке и скорбном наклоне головы — во всем ощущалась решимость не оставить преступника безнаказанным.

Кара обрушилась на меня за ужином. Элеонора не могла упустить столь заманчивую возможность — основательно облить меня ушатом яда на глазах семейства. Если она надеялась, что подобным наказанием достигнет моего раскаяния, и я осознаю всю тяжесть содеянного и, наконец-то, уясню свое место в Китчестере, то изрядно перестаралась в надеждах.

— Всякий раз, когда я пытаюсь извлечь из сердца хотя бы мельчайшие крохи теплых чувств к тебе, милочка, ты выкидываешь нечто такое, что давит эти попытки на корню, как цветочную тлю.

С достойной кротостью я выслушала ее заявление и, ожидая дальнейших атак, приготовилась так же покорно принять их. Я опасалась, что, начав защищать себя, еще пуще ожесточу старуху, и ее немилосердный гнев обратится на ту, что слабее меня, на Эллен… Кроме того присутствие за столом Дамьяна выбило меня из колеи и меньше всего, что меня сейчас волновало — это уничижительные уколы одряхлевшей гадюки.

— По какому праву ты вмешиваешься в устоявшийся порядок этого дома? Как посмела судить то, что было принято и одобрено мною еще до твоего рождения?! Ты в этом доме — гость. И как любого гостя, тебя привечают до поры до времени. Как скоро радушие хозяев иссякнет, зависит от твоего умения быть незаметной. Помни это, милочка. И не рассчитывай на свое «особое» положение. Этого положения у тебя нет!

Элеонора взирала на меня, поджав губы, что свидетельствовало об удовольствии, какое она черпала в своем подспудном клокочущем негодовании.

— Мне кажется, доктор Тодд сторонник устаревших методов лечения, — осторожно высказалась я. Элеонора открыла рот, чтобы заговорить, но Дамьян опередил ее.

— И чью кандидатуру ты предлагаешь? Ливингтона? — он осклабился. — Ты все еще печешься об этом слюнтяе? Кстати, как его драгоценное здоровье?

Я проигнорировала издевку, болезненную, как укол вилами, и сдержанно обратилась к нему:

— Я слышала, ты сам однажды спустил с лестницы доктора, посчитав его шарлатаном. Тот сообщил, что графа уже не вылечить, так как его «механизм истерт до дыр». А ты силой привез из Солсбери лучшего врача и спас графу жизнь. Уж не мистер ли Тодд был тем самым шарлатаном?

С левой стороны от меня послышался гортанный смешок, а за ним довольные покряхтывания и сопения, подобные тем, что издает лисица, запустившая свой жадный нос в гнездо с лакомыми птичьими яйцами. Старик наслаждался зрелищем. Дамьян же только ухмыльнулся и принялся отчищать от кожуры яблоко.

— Твои слова не что иное, как оскорбление, — старуха вновь взяла нить разговора в свои руки. — Доктор Тодд заботился о нас больше тридцати лет, с тех самых пор, как закончил ученичество. Его отец эсквайр Уилкинс Тодд платил по 50 гиней в год, чтобы сын получил образование. Естественно, эти джентри не стоят и ногтя с мизинца Китчестеров, но это единственная приличная семья, чей сын имеет докторскую практику. Мы вынуждены принимать его услуги. Повторяю, доктор Тодд единственное на десятки миль вокруг подходящее для нас средство.

Последнее слово привело меня в замешательство. Видимо, на это она и рассчитывала.

— Средство? Вы называете человека, чьим рукам доверяете свою жизнь — средством?

— Что тебя возмущает, милочка? Лекарь — всего лишь эффективное средство, призванное поддерживать нашу смертную оболочку в работающем состоянии, и только.

— Но вы сравниваете человека с таблетками и ланцетами, будто у него нет души. А есть красивая коробочка и инструкция по применению.

— Ты уводишь разговор, а я не терплю страусиной политики. Китчестеры всегда отвечали за свои поступки, а не прятали голову в песок. Но ты ведь только отчасти Китчестер, и то, если Эдварда, твоего отца, можно считать таковым, потому что сам он не желал этого… Да, если хочешь знать, я смотрю на доктора Тодда именно так. Если пилюлю наделить душой, и она будет дергаться и визжать, когда ее отправляют в рот, то все равно она останется только средством ослабить головную боль, не более…А что касается тебя, то впредь запомни, твое вмешательство в наши дела — сизифов труд. Неуступчивость может дорого обойтись как тебе, так и другим.