И она оказалась права. Почти до самого заката я просидела на огромном валуне, впитывая в себя солнечное тепло и красоту камней. Руки без устали порхали, зарисовывая и узоры желтого мха на серой поверхности, и сеточки мелких трещин, и обточенные ветром сколы. Начав рисовать, я не могла остановиться, чувствуя, как сама наполняюсь живительной силой.

А на следующий день я отправилась в Китчестер. В этот раз я не собиралась идти к нашему обычному месту, а подумала, что имею полное право прийти прямо в замок, прийти без приглашения, как внучка графа Китчестера. Тем самым я хотела дать понять, что готова простить старика и впустить его в свою жизнь. К Дамьяну же я намерена была относиться холодно и не поддаваться на его провокации.

Стоял пригожий августовский день. После затяжных ливней и холодных туманов лето как будто бы выкроило для нас ласковое тепло. Накануне вечером Том сообщил, что собирается поехать в Солсбери по поручению миссис Додд. Приближался долгожданный августовский праздник, и в деревне шла деятельная подготовка. Пошив гардероба и дебют Летти были вытеснены праздником на второй план и тетушка вместе с миссис Додд начала обходить каждый дом, распределяя обязанности в предстоящем гулянии и давая отдельные поручения.

Я могла бы гораздо быстрее добраться до замка вместе с Томом. Он сам предложил подвезти меня, не скрывая, что хочет услышать о моем посещении Китчестера. Но времени у меня было предостаточно, и я не могла сопротивляться искушению еще раз пройти по лугам вдоль речки, восстановив подробности нашего разговора с Дамьяном. Я наслаждалась прогулкой: в воздухе пахло теплой землей и травой, и витало какое-то дивное ощущение скорой осени.

Замковые ворота были открыты. Прямо у входа на мосту играли детей. Мелкими камушками они сбивали вырезанные из дерева фигурки человечков и радостно галдели, когда фигурка с невысокого придорожного валуна падала в пыль. Когда я подошла, дети замолчали и проводили меня взглядом. Похоже, нечасто они встречали здесь чужака.

Подойдя к парадному крыльцу, я услышала, как кто-то окликает меня. Обернувшись, я сначала никого не увидела, только густые неухоженные заросли роз. Но потом заметила в дальней части сада Эллен Уолтер. Она лежала на длинном шезлонге, одна рука была откинута за голову, а другая лежала на груди, сжав у горла мягкую ткань шали. Рядом с шезлонгом стоял маленький переносной столик с графином воды, стаканом и баночкой нюхательной соли. Я подошла к ней и поздоровалась. У нее было изможденное лицо, и вены на руках показались мне еще синее.

— Как сегодня тепло! — произнесла она, не открывая глаз. — Даже мои больные косточки требую иногда солнечных ванн.

— Погода чудесная, — согласилась я.

С усилием она приподняла веки и взглянула на меня.

— Не стесняйся, присаживайся прямо на шезлонг. Терпеть не могу, когда кто-то стоит, и мне приходится напрягать шею.

Я аккуратненько уместилась на краешке, стараясь не сильно беспокоить ее укутанные в плед ноги. Сегодня миссис Уолтер выглядела более уверенной, чем за обедом. Скорее всего, из-за того, что рядом нет ее матери.

— Здесь так приятно в тени роз, — она слабым жестом указала на высокие кусты, нависавшие над шезлонгом, — и этот нежный запах. Ты чувствуешь его?

Я втянула воздух, и легкие наполнились приторно-сладким ароматом. Его никак не назовешь нежным, он давил, и хотелось убежать на открытое пространство, где свежий, чистый запах луга.

— По-моему, он слишком дурманящий, — заметила я.

— Наверное, ты права, мы так долго отравляемся этим воздухом, что уже не замечаем охватившего нас дурмана.

Я была удивлена этой странной фразой. Она снова замолчала, и мне показалось, что женщина заснула. Однако когда я уже собралась подняться, Эллен спросила:

— Ты пришла к Лемуэлу?

— Да, я хотела бы навестить деда.

— Славно. Дядя в последние дни подавлен. Он думает, ты все еще в обиде на него.

— Нет, это совсем не так. Наоборот, я пришла сказать ему, что прощаю его.

— Вот и славно, — снова повторила миссис Уолтер. — Я рада, что между вами все наладилось. Как долго тяготило Китчестер это несчастье! Иногда мне кажется, сам замок таит в себе какое-то проклятие — слишком много бед обрушивается на людей, живущих тут.

В этот момент она думала о своей собственной беде — я поняла это по тому, как напряглась ее рука на груди, как побелели губы, сжавшись в горестную линию. Я невольно дотронулась до ее ног, пытаясь передать свое сочувствие, как-то утешить. Но она отодвинулась и сделала это скорее бессознательно, вряд ли почувствовав сквозь толстый слой пледа мое прикосновение.

— Ты будешь приходить к нам? Только не забывай делать это почаще. Здесь, за этими стенами, мы так редко видим новые лица, — женщина улыбнулась еле заметно. — Тем более дочери Эдварда, я буду всегда рада.