Мы прошли через галерею и, поднявшись еще по одной лестнице, очутились в небольшой гостиной. Здесь было множество стульев и стеклянных шкафов с хрупкой посудой.

Джордан повернулся и обратился ко мне, упершись взглядом в потолочные балки.

— Подождите здесь, мисс Сноу. Я доложу о вас.

Он открыл дверь, обитую такой же декоративной тканью, что и стены, и, глядя куда-то вверх, сообщил обо мне. В ответ я услышала холодный голос леди Редлифф, приглашавший меня.

Я вошла, чувствуя, что волнуюсь. Очутилась я в спальне, большой, но сильно заставленной мебелью, отчего казавшейся тесной и неуютной. Вдоль стен — этажерки с фарфором и высокие напольные часы. В дальнем углу — трюмо, уставленное подставками с различными париками. Место у окна занимала невысокая тахта, застеленная плюшем. Рядом круглый столик с фарфоровой вазой с белыми розами. Но все это я окинула только беглым взглядом. Мое внимание сосредоточилось на женщине, стоявшей перед окном. На ней было платье темно-красного цвета с высоким воротником, скрепленным брошью из гранатов и жемчуга. В ушах — массивные гранатовые серьги. На голове была бардовая шляпка-котелок, расшитая крупным бисером, которая в этот раз не только служила украшением, но и удерживала на голове парик — черные волосы, завитые и уложенные в сетку.

Несколько секунд мы оценивающе рассматривали друг друга. Почувствовав враждебность в ее взгляде, я подняла голову выше и, возможно, когда поздоровалась со старой леди, в моем голосе прозвучало высокомерие.

— Добрый день, леди Редлифф.

На мое приветствие она протянула руку, словно была королевой, а я — ее подданной. И мне показалось даже, будто она ждет, что я опущусь перед ней на колени. Вместо этого я холодно взяла протянутую руку и дерзко потрясла ее.

— Я ждала, что ты придешь раньше, — сказала она, вырывая руку и сжав пальцы в кулак.

— Я хочу повидать деда, но дворецкий сообщил, что вы хотели со мной поговорить.

Ее глаза сверкнули, но ответила она, как ни удивительно, шутливым тоном:

— Странно, что Джордан за это время не забыл моего приказа. Обычно, то время, что он не проводит перед зеркалом, уходит у него на пренебрежение своими обязанностями.

Я не поддержала ее шутки, понимая, что старуха специально тянет время, чтобы ослабить мою бдительность.

— Но что же ты стоишь? Дочка Эдварда не должна ждать специального приглашения, — она указала на стул, придвинутый к столику, а сама села на тахту. Прямая и величественная, только сейчас я заметила, что глаза у нее светло-серые, почти бесцветные.

— Ты ходишь пешком? Наверное, это так утомительно, особенно, для внучки графа, — она посмотрела на меня так, словно хотела проникнуть в мои мысли.

— Нет, не утомительно. Наоборот, полезно для здоровья. Что вы собираетесь мне сказать?

Я сидела лицом к свету, падавшему сквозь кружевные занавески. А ее лицо оставалось в тени. Похоже, она специально посадила меня так, ставя в невыгодное положение.

— Я вижу, ты не разводишь пустых разговоров, — мне почудилось в ее голосе одобрение. — Ты не из тех глупых современных девиц, которые падают в обморок при первом же затруднении.

— Можно ли сделать такое заключение за столь короткое знакомство? — парировала я. Я не собиралась выказывать ей почтительность, чего она, по всей видимости, ожидала.

— Мои глаза остались такими же зоркими, как в двадцать лет. А сейчас им помогает еще и богатый опыт, которого не было в молодости. Кроме того, я наблюдала за тобой, когда ты и… эта женщина пришли к нам на обед. Ты сумела себя подать и вела достойно.

— О какой женщине вы говорите? — спросила я, угрожающе нахмурившись. — Вы, видимо, имели в виду мою тетю — мисс Гризельду Уилоуби? Не верится, что вы могли забыть ее имя.

На лице ее застыла многозначительная, вкрадчивая улыбка, из тех, что предназначены непослушному ребенку, который плохо ведет себя в присутствии посторонних.

— Я не жалуюсь на память, милочка. Но впредь запомни, я не терплю, когда меня перебивают. Ты должна еще заслужить право находиться в этом доме. Будь покорна — и я, возможно, посмотрю на тебя благосклонно.

Я ощутила, какой силой она обладает. Леди Рэдлифф откровенно давила на меня, и мне было трудно ей не подчиниться. Неважно, что ее тело старо, ее дух был несгибаем, и я осознала, почему все боятся Элеонору. У нее были свои планы в отношении меня, — ее взгляд сказал мне об этом. Я насторожилась. И твердо посмотрела ей в глаза, так как поняла, что мне придется бороться с ней.

— Дед пригласил меня в этот дом, и, полагаю, вы не будете идти против желаний графа Китчестера? А что касается покорности — то увы… С самого детства я была предоставлена самой себе, и никто не позаботился развить во мне подобные склонности. С годами этот недостаток только укрепился. Покорность, подчинение, послушание — в этих делах я полный профан, и если уж вам так захочется просветить меня, то, поверьте мне, ничем хорошим для вас это не кончится.

С минуту леди Элеонора сидела почти неподвижно, но раздражение подняло ее с места, без особой надобности она развернула вазу и оборвала увядшие лепестки, скомкав их и бросив комочки на стол. Снова села, сцепив ладони перед собой. Тяжелые перстни сердито брякнули по столешнице.

— Я хочу знать, — наконец, произнесла она, — как ты собираешься поступить. Уверена, Лемуэл готов признать тебя. По крайней мере, он уже вписал Эдварда в библию, кстати, на то же самое место, откуда когда-то вычеркнул его.

Леди Редлифф вопросительно посмотрела на меня, но я не стала отвечать. Видимо, старуха не знала, что граф уже подписал бумаги, в которых признавал мои права, и меня это не удивило. Было такое чувство, что граф решил придержать новость, пока я не дам окончательного ответа. Или же у него были планы неизвестные мне.