Видно было, что хотя гость в кожаном пиджаке как бы и просит, но убежден, что оказывает своей просьбой честь: как же, ваш ЗИС попадет в кино!

— Нет, не дам.

Гость растерялся почти так же, как когда услышал, что он сам виноват в своем режиссерстве.

— Но почему?! Всего на день или два! Вернем в полной сохранности, я гарантирую! Наш главный будет удивлен. И разочарован. Он как увидел этот кадр, сразу велел вписать в сценарий. Он и не сомневался. Все всегда рады помочь кино!

Значит, все-таки существует главный над этим режиссером. Ну правильно, этот мелковат для главного — чем-то похож на пуделя, а главный должен выглядеть сенбернаром.

— Пусть кто хочет радуется, а я не рад. Поищите другой ЗИС, если уж так не обойтись вашему главному. Их в Ленинграде штук пять наберется, я думаю. ЗИСов, а не главных, — главных, наверное, больше.

— Ну-у, Вольт Платоныч, — загудел Хорунжий, — люди просят! Что подумают о нашей лаборатории? Что сплошные жмоты сидят!

Павел Георгиевич Хорунжий как бы олицетворяет собой казацкую удалъ — такой же большой, усатый, басовитый.

— Что вы, Павел Георгиевич, вся лаборатория Ни при чем, жмот я один. На свою ответственность.

Все равно. Люди просят. И не для себя же, не для личных надобностей.

Действительно, не для себя же прошу, не покататься, — с досадой сказал гость.

Гость — Вольт заметил, что забыл, как его зовут. А ведь только что гость представлялся. И это уже в который раз: знакомится с человеком, и тотчас новое имя начисто выпадает из памяти. Хоть бы кто-то произнес невзначай имя этого гостя: со второго раза Вольт запомнит — проверено! Вообще-то память у него приличная, но почему-то не на имена.

Вольт отвлекся на минуту, а вокруг составился настоящий хор:

Ах, ну как можно! Попросили бы меня! — это Веринька.

— Все-все вас просим! — нараспев Красотка Инна. Впрочем, не так уж она просила: ситуация ее явно забавляла, и она старалась получить максимум удовольствия.

Против общественности трудно переть, мастер, — сказал Крамер.

Непонятно, поддержал или осудил.

— Для кино можно пойти на личные неудобства, — сообщила бедная Протоплазма.

— В том-то и дело, Танечка, что для кино. Неужели вы до сих пор не слышали, что я кино не признаю? Если хотите, профессионально, как психолог

Наконец-то гость все понял и снова сделался самоуверен. Снисходительно улыбаясь, он объяснил дамам:

— Есть такие снобы, которым подай только театр. Твердят: «Ах, театр, театр!» — а какая разница?

— Никакой, — с удовольствием подхватил Вольт. — Совершенно никакой. Театр я не переношу точно так же. Драматический.

И в свою очередь он со всей возможной любезностью улыбнулся всем присутствующим, а гостю — персонально.

Гость снова растерялся:

— Но как же?.. Вся культура!

— К счастью, не вся, а только худшая ее часть. Здесь в лаборатории Вольт не раз высказывался на

эту тему, и повторения не наскучивали ему, так же как не наскучивали проповеди о вреде курения. Ну а появление киношника тем более давало прекрасный повод снова высказать излюбленные мысли:

— В принципе порочна сама идея актерской игры. Нельзя симулировать чувства! Нельзя! Вредно и для играющих, и для смотрящих, это я вам как психолог. Чувства должны быть подлинными. Ведь недаром «актерство» — ругательное слово, когда нормальный человек неестественно начинает вести себя в жизни. Вы только послушайте актерские голоса! Даже если издали не разобрать слов, все равно сразу определишь, сами за себя люди говорят или симулируют жизнь актеры — по телевизору, например. А знаете, когда я это осознал окончательно? Шел к этому давно, но не решался сам себе признаться: ведь действительно, столько шума все время, кто как сыграл, — прямо всемирные события. Но потом посмотрел «Великую Отечественную». Помните, целый цикл по телевизору? И тут же имел неосторожность пойти на фильм о войне! Смотрел, как играют страдания, играют смерть — стыдно после той правды!

— Ну, знаете! — Киношник стал снисходителен. — Играют со времен Эсхила.

— Мало ли мы знаем тысячелетних предрассудков. Молятся богам еще и подольше.

— А сейчас уже и бога не принято отвергать огульно, считается дурным тоном. Может быть, и в боге есть что-то рациональное.

Ну вот и договорились! Знамение времени. Даже богословы не находили никогда в богах рационального: смешивать веру со знанием всегда считалось ересью. А вообще-то правильно: спектакли церковные и спектакли актерские — близкие родственники! Но не хватало заводить с этим киношником диспут на мистические темы.

— С чем вас и поздравляю. Желаю отыскать рациональных богов или хоть ангелов, на худой конец. Недаром церковь так и называли раньше: «театр для бедных». — Точнее называли «оперой для бедных», но Вольт оперу любит, а потому слегка переделал старую формулу. — Но, извините, подискутируем мы, возможно, в другой раз, а сейчас у меня дела.

Гость сразу забыл о тысячелетних предрассудках, так неожиданно оживающих в последнее время.

— Но как же с вашим ЗИСом?!

— Никак, я же сказал.