Оказывается, и Перс замечает номера! Действительно, очень много братского сходства. Но Вольт в такой глупости никогда никому не признается.

— Только не говори, что тебе таким путем сигнализировали свыше. Специально послав машину с таким номером.

— Нет, я просто как факт: выиграл же.

— Десятку. Уж если беспокоиться, посылать тебе сигналы, то ради бы десяти тысяч!

Вольт старался шутить, но на самом деле его раздражала такая ползучая мистика. С Надей столько ссорился из-за этого, а теперь вот Перс!.. А что и сам Вольт замечает номера машин — так он же никому не рассказывает, да и не воспринимает так буквально, не бежит покупать лотерейный билет!

— Ладно, расскажи лучше, как дела. По-прежнему-некогда продохнуть от милых родственничков?

Ну как ему внушить, что его долг — не ухаживать за этим несчастным эгоистом Веней, а сделать в жизни максимум того, на что он способен?! Такой специалист!

Снова, как уже однажды было, в груди, там, где, сердце, возникло чувство, похожее на изжогу. Не боль — но похуже боли. Только бы Перс ничего не заметил!

— Я все понимаю, Волька. Если хочешь знать, я не столько ради него, сколько ради папы. Остались единственные его родственники, он о них волнуется…

— …а ездишь ухаживать за Бекей ты! Почему ты должен все время быть каким-то жертвователем? Отец-то ради тебя не откладывает свои работы, не говоря обо всем остальном! Ты и с Далей тогда порвал, можно сказать, только чтобы он не волновался. Есть веши, которыми нельзя жертвовать, кто бы ни волновался, кто бы ни хватался за сердце! А что он сделал, чтобы ты не волновался?

— Так нельзя говорить. Он членкор, весь в своих делах…

— Зато ты в чужих! Может, сам давно был бы академиком, если б занимался своими! Надо все-таки замечать, что другие чувствуют рядом! А то все должны плясать вокруг, а ему можно ничего не замечать, его покой священен, он членкор!

— Он замечает И очень переживает, что ты к нему не ездишь. Когда я уезжал сюда, передавал тебе привет.

Спасибо.

— Может, съездишь к нему? Хоть дня на три? Он ведь даже незнаком с Надей.

Очень хотелось съездить. Опять услышать рассказы отца — хоть о Мише Алябьеве, хоть о баталиях с учителем литературы. Да о многом. Наверное, потому они и поссорились, что слишком похожи друг на друга — и одинаково нетерпимы. Очень хотелось… Но одновременно вспомнился и жестяной голос.

— Я не могу быть ребенком, который должен спрашивать разрешения, с кем и когда говорить по телефону.

— Ты зря. Так ведь тоже нельзя. Подумай… Слушай, я тебя хотел спросить по твоей специальности. Ты ведь внушаешь, если грубо говорить, чтобы люди становились умнее, здоровее.

— Даже и не грубо говоря, а так и есть.

— Я недавно читал книжку. Фантастика, но забавно: как один художник рисовал портреты людей больных, хилых — но рисовал их такими, какими они должны быть здоровыми. Ну, может, и наивно, но идея та же, что у тебя: чтобы они смотрели на свой идеал, так сказать, и приближались к нему. Но дело еще в том, что художник при этом отдавал им свое здоровье, а сам слабел. Ну а можно представить наоборот? Представить что-то вроде вампира, но в более тонком смысле, который внушает людям болезни, а сам здоровеет за их счет? Вот такой рассказ я бы написал на месте писателя!

Об этом Вольт никогда не думал. Сам он не такой уж подвижник и вроде бы не лишается здоровья, внушая его другим, но в принципе такая фантазия понятна. И привлекательна. Но наоборот?!

А Перс все больше воодушевлялся:

— Представляешь, такая у него тайная способность: высасывать у других здоровье! И те, кого он наметил, постепенно умирают. Просто от истощения, от каких-нибудь хронических болезней. Никакой угрозыск не догадается! Я хочу написать тому фантасту: был бы роман в духе Достоевского. Колоссальная вещь!

Вольт слушал — вот уж каких фантазий он не ожидал от самого доброго на свете человека, как с умилением повторяет матушка. Ну конечно, когда твою доброту бессовестно доят все кому не лень — дойдешь и до таких фантазий! Тем более что образ создан, ты уже раб своей репутации, обязан творить добро, хотя бы и ничего не осталось в душе. Обязан творить и творишь, проклиная благословляющих тебя…

Вольт не знал, что сказать, — и тут очень кстати зазвонил телефон.

— Вольт Платоныч? Здравствуйте! Груздь! Вот кого Вольт всегда рад слышать.

— Здравствуйте, Родион Иваныч!

— Узнали? Вот спасибо! И как это вы меня все помните и по телефону узнаете! Столько дел у вас.

— Ну, если о делах, вы — тоже дело, самое приятное дело.

— Вот спасибо. Вы извините, что отрываю вас от вашего домашнего времени, но кроме как с вами… Я вчера не решился, но уже второй день… Сел посмотреть французскую защиту — и чувствую: все отшибло! Ничего не помню дальше третьего хода, ни одного варианта. Сицилианку — то же самое. Все отшибло, Вольт Платоныч, будто и не знал никогда! Что делать-то? Ведь назвался груздем — и вот…