Он в приподнятом настроении, но на уговоры не поддается:

– Ты предлагаешь мне на старости лет обучиться дайвингу и ходить к ним в гости под водой?

– Хорошему никогда не поздно учиться.

– Нет уж, уволь. Да и с каких это пор наш отважный Черенков стал бояться американцев больше, чем белых акул?

Я едва не захожусь кашлем от негодования. Уняв эмоции, тихо рычу:

– Между прочим, крупная военная база на острове Гуам всего в пятистах милях к югу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что американцы в отличие от кремлевских слизней наглости не прощают. Они ясно дали это понять еще во времена Карибского кризиса.

– Я знаю, что Северные Марианские острова находятся в политическом союзе с США, добровольно передав им вопросы финансов, обороны и внешних сношений, – с лица Горчакова исчезает налет беспечности. – Но до ближайшего клочка суши этой гряды – острова Фаральон-де-Пахарос – более ста миль! Мы находимся в нейтральных водах!

Спокойным тоном продолжаю давить на нерв:

– Сергей Сергеевич, лично меня они не пугают – я встречался с ними десятки раз и над водой, и под ней. Просто вы должны знать: если они заподозрят в наших действиях малейшую угрозу собственной безопасности, то пригонят сюда половину 7-го флота.

Молодецкая удаль в глазах Горчакова плавно угасает.

– Неплохо бы перенять в дальнейшем этот опыт, – соглашается он, спускаясь по трапу. – Надеюсь, когда-нибудь мы будем действовать так же решительно, как и они…

Суда стоят треугольником, экипажи помалкивают и на связь выходить не торопятся. Мы следим за буксиром, экипаж которого будто вымер. Американцы следят и за буксиром, и за «Боевитым».

Наш катер лихо подруливает к низкой корме буксирно-спасательного судна. Делегация из трех человек – Горчакова, меня и Устюжанина – перебирается на борт старой посудины. На палубе появляются двое: рослый, сорокалетний брюнет и подвижный худощавый азиат лет пятидесяти. Неплохо владеющий иностранными языками Горчаков здоровается на английском, представляет нас и представляется сам, скромно умолчав о принадлежности к контрразведке.

– Джинхэй, – называет свое имя азиат.

– Дастин, – улыбается брюнет и приглашает пройти в кают-компанию.

На катере остается помощник командира эсминца и мичман. Заходим в надстройку.

– Такое впечатление, будто нас ждали, – шепчу генералу в тесном коридоре.

– Похоже на то.

Внутри судно выглядит совершенно по-другому: коридоры и помещения отремонтированы и хорошо освещены; все блестит новыми материалами и свежей краской. Кают-компания обставлена прекрасной мебелью и современным кухонным оборудованием, возле которого хозяйничает миниатюрная женщина лет тридцати пяти.

– Это Санди, – обнимает ее за талию Дастин и приглашает всех за стол.

Сероглазая женщина подает только что сваренный кофе. С минуту царит неловкое молчание: обжигаясь, все пьют ароматный напиток. Затем генерал берет на себя смелость начать общение:

– Господа, вчера двое наших ребят осматривали вершину стратовулкана. Внезапно на них напали белые акулы и…

– Мы в курсе, – кивает Дастин. – Вы, наверное, хотели бы услышать о принадлежности аппарата?

– Именно. Хотелось бы знать, кого благодарить за спасение.

– Аппарат принадлежит нам.

Наша делегация искренне трясет руки спасителям. Те смущенно улыбаются. Мы с Утюжаниным хорошо понимаем английскую речь, хотя сами едва связываем слова в предложения, постоянно забывая о временах и вспомогательных глаголах. Направляясь на буксир, мы исподволь готовились к сложному общению, а тут сразу и в лоб: аппарат наш.

Обстановка моментально разряжается: мы словно повстречали посреди океана давних и близких друзей.

Горчаков выуживает из папки конверт с рисунком и координатами:

– Стало быть, и это прислали вы?

Хитро улыбнувшись, Дастин поднимается.

– Не желаете выпить?

– Не откажемся.

Открыв дверку бара, он магическим жестом извлекает квадратную бутылку виски; Санди проворно ставит на стол широкие стаканы и щедро наполняет их льдом.

– Конверт с видеозаписью в ваше посольство подбросил один человек по моей просьбе, – подтверждает сорокалетний брюнет с типичной американской внешностью. – Хотите узнать почему?

Мы дружно киваем.